11 ноября, сразу же после Дня святого Мартина, Генрих II встретился в Грасе с Людовиком VII, чтобы обсудить вопрос о том, кому должна принадлежать Овернь. Генрих II хотел решить эту проблему с помощью присяжных, как это делалось в Англии, но Людовик VII отказался довериться этому новому для него суду. Он настоял, чтобы он прошел по тем правилам, которые были обговорены в соглашении, заключенном в прошлом сентябре, согласно которым оба короля должны были назначить комиссию из трех епископов и трех баронов. Комиссию создали, и ее приговор приняли оба короля[337]. В хрониках, однако, не указывается, каким являлся этот приговор. То, что он был не в пользу французского монарха и что Генрих II где-то словчил, говорят слова старого и больного Людовика VII, сказанные его давнему сопернику:

«Ты нанес мне много оскорблений, король, с самого начала своего правления и даже раньше, хотя должен был бы уважать меня, ибо клялся мне в верности. Я не буду говорить о других оскорблениях, [напомню] лишь о землях, которые ты занял в нарушение всех законов и справедливости. И из всех оскорблений это, касающееся Оверни, самое большое и самое обидное, ибо ты безо всякого стыда забрал себе то, что по всем законам и правам французской короны тебе не принадлежит.

И хотя я не могу из-за моего преклонного возраста отобрать у тебя эти или другие земли силой, я не откажусь от своих претензий и жалоб на тебя. Перед Богом, баронами королевства и нашими верными подданными я публично заявлю о правах короны на Овернь, и в особенности на Берри и Шатору, а также на Жизор и Нормандский Вексен.

И хотя за мои грехи Он не дал мне возможности защитить права моей короны, я прошу Царя Царей, который даровал мне наследника, позволить сделать это ему. Поэтому я вверяю защиту моего королевства Господу Богу, моему наследнику и баронам короны».

Сказав это, Людовик разрыдался и отвернулся от человека, который забрал у него жену, совратил его дочь и украл его земли[338].

15 июля 1178 года Генрих II вернулся в Англию и сразу же отправился на могилу святого Томаса. 6 августа в Вудстоке он посвятил в рыцари своего сына Джефри, которому шел уже двадцатый год. Генриху II впервые удалось посвятить в рыцари своего сына, ибо старший был посвящен Вильямом Маршалом, а Ричард – королем Франции. После церемонии Джефри сразу же отбыл в Нормандию и с неменьшим энтузиазмом, чем его старший брат, предался турнирным боям[339].

А Ричард тем временем снова принялся укрощать мятежных баронов Аквитании. В начале 1177 года он усмирил бунтовщиков в юго-западной части герцогства, но сейчас они снова восстали. Ричард собрал в Пуату армию и двинулся в Гасконь. Дойдя до Дакса, он узнал, что горожане по какой-то неизвестной причине захватили графа Бигоррского и посадили в тюрьму. Поскольку Сантуль в прошлом году помогал мятежному виконту Пьеру и вдохновлял его на бунт, Ричард очень обрадовался, узнав об этом. «Однако Альфонсо, король Арагонии, огорченный тем, что его друга графа Бигоррского заковали в цепи, явился к означенному герцогу и убедил его выпустить его из тюрьмы. Альфонсо поклялся герцогу, что граф впредь будет покорен воле герцога и его отца, короля Англии». Ричард взял с графа Сантуля огромный выкуп и выпустил его[340].

Осенью король созвал Большой совет, на котором реорганизовал систему странствующих юстициариев, созданную на совете в Нортгемптоне в 1176 году:

«Король расспросил [членов совета], хорошо ли и мудро ли обращались с жителями страны юстициарии, которых он назначил, узнав о том, что такое множество юстициариев, ибо их насчитывалось восемнадцать, сильно притесняли всю землю и всех людей. По совету мудрых людей он оставил всего пять [юстициариев] – двух священнослужителей и трех светских чиновников, которые служили в его доме. И он приказал, чтобы эти пятеро выслушивали все жалобы людей королевства и поступали правильно и чтобы они не покидали королевского двора, а оставались на месте и выслушивали жалобы людей здесь, и если возникнет какой-нибудь вопрос, который они не смогут решить сами, то должны будут передать его в королевский суд и уладить так, как посоветуют им король и самые мудрые люди страны»[341].

Жалоб на юстициариев в хрониках нет, но, ознакомившись с признанием Раннульфа Гленвиля, которое попало в документы казначейства за предыдущий год, мы поймем, чем они на самом деле занимались. Раннульф, одержавший победу в битве при Олнвике, стал шерифом Йоркшира и одним из королевских юстициариев. Раннульф признался, что он и его слуги взяли «1644 фунта 16 шиллингов 4 пенса и 2 серебряных блюда и 4 золотых кольца и 2 боевых коней и 16 верховых лошадей и 3 борзых и 36 лошадей и 6 соколов и 7 ястребов в клетках и 75 голов крупного рогатого скота и 8 свиней и 120 овец и 49 симов [мера веса] овса и 140 телег с бревнами» в качестве добычи «в графстве и во владениях Эдварда Роса». Получив от Гленвиля двух норвежских соколов, король подписал указ, разрешающий ему оставить всю эту добычу у себя[342]. Одних только денег Гленвиль получил больше годового дохода самого богатого из подданных короля. Но больше, чем размер награбленного, поражает тот факт, что король не только простил его, но и назначил на новую должность.

Король провел Рождество в Винчестере со своими сыновьями Джефри и Джоном. Королева Элеонора, находившаяся в заключении, получила подарки: «На 2 алых плаща и 2 алых шапочки и 2 меховых шкуры и 1 вышитое покрывало для королевы и ее прислужницы, 28 фунтов 13 шиллингов 7 пенсов, по приказу короля»[343].

Молодой Генрих был все еще в Нормандии, а Ричард – в Сенте, куда его вызвали в связи с угрозой восстания дворян Сентонжа. Сразу же после Рождества он собрал в Пуатье армию и осадил Пон, замок, принадлежавший Жоффруа Ранконскому, одному из самых могущественных баронов Сентонжа, возглавлявшего мятеж. Герцог приготовился к длительной осаде.

Теперь, когда раскол был наконец преодолен, папа Александр III собрал в марте 1179 года Общий совет. На нем присутствовали четыре английских епископа. Один из декретов этого совета, Третий латеранский, запрещал турниры:

«Следуя по стопам наших предшественников, блаженной памяти папы Иннокентия [II, 1130–1142] и Евгения [III, 1143–1153], мы запрещаем проводить эти презренные рынки или ярмарки, именуемые на вульгарном наречии турнирами, на которых, как говорят, собираются рыцари и ожесточенно сражаются друг с другом, желая показать свою силу и смелость, отчего происходит смерть и гибель их душам. Если кто-нибудь погибнет на них, то, хотя ему и не откажут в священном покаянии, но похоронен по церковному обряду он не будет»[344].