иногда перепадают какие-то заказы, так что они пока сводят концы с концами. По нашей базе данных, на Школьной прописан некий Крот Максим Павлович, семидесятого года рождения. Числится работником какого-то театра, какого именно – не указано. В двухтысячном он привлекался за наркоту, получил год условно. Мы проверили адрес: Юля и Крот сейчас дома, пришли буквально на наших глазах. Что будем делать?

– Какие есть предложения?

– Адрес Маши мы установим только через сестру. Так что надо или разговаривать с Юлей, или сидеть под окнами на Бармалееева, а завтра с утра, если он не появится, попробовать пошерстить в Политехе.

– Не будем откладывать!

– Хорошо. Только с Юлей – без нас…

Я вернулся к Степану, сообщил информацию и принятое решение. Он молча кивнул, я сел за руль черного «ауди» – того самого, на котором моего сына возили в гимназию, – и мы тронулись в путь.

Я пытался составить план действий, но ничего толкового не приходило на ум. Ладно, главное начать, а там посмотрим…

Виктор проводил нас до двери квартиры. Как во многих старых квартирах, она была двустворчатой, с широкой щелью, в которой виднелся ригель замка. Поколебавшись, Виктор сказал:

– Могу открыть. Или сами управитесь?

Ни я, ни Степан не были специалистами по части взломов.

– Открывай.

Я не видел, что делал Виктор, но это заняло совсем мало времени. Замок открылся бесшумно. Виктор отступил в сторону, убирая в карман какое-то приспособление:

– Если появятся менты или Гумбатов приедет, я сообщу.

Мы вошли в квартиру. Я двигался первым. Длинный коридор, освещенный одной слабой лампочкой, заканчивался стеной, на которой висела картина: какие-то яблоки на столе. Справа оказались кухня и санузел, потом – две захламленные комнаты. Оставалась одна дверь, слева, в конце коридора. Перед ней мы со Степаном остановились и напрягли слух. За дверью что-то происходило. Сперва я подумал, что работает телевизор, и шепнул об этом Степану. Он отрицательно покачал головой и сделал несколько жестов, которыми обычно изображают половой акт.

Степа не ошибся. Мы потревожили хозяев квартиры в самый пикантный момент.

С грохотом распахнув дверь, мы ворвались в комнату.

Горела лампа с красным абажуром. Телевизор был включен, но работал без звука. На разложенном диване вяло шевелились мужчина и женщина. Он лежал на спине, с закрытыми глазами и напряженным лицом, вздернув к потолку козлиную бородку. Она занимала позицию сверху; при нашем появлении заторможенно обернулась и прекратила движения. Если и хотела крикнуть, то не успела. Степан схватил ее в охапку и сдернул с партнера. Рванул в сторону, освобождая мне подход к дивану, но поскользнулся и загремел на пол, прижимая к себе голую девушку.

Бородатый открыл один глаз. Я увидел черный зрачок размером с монету. Все понятно, парень напрочь обколотый.

– Крот? – спросил я, наклоняясь.

Он утвердительно промычал, и я ударил его в волосатую челюсть. Пружины дивана жалобно скрипнули, и художник погрузился в нирвану. Когда очухается – ничего и не вспомнит, наверное.

Тихо матерясь, Степа встал на ноги. Я посмотрел, из-за чего он упал: перед диваном валялось несколько тонких шприцов, мятые кусочки фольги, вскрытые упаковки таблеток. Шприцы были с иглами и перепачканы изнутри кровью. Я содрогнулся, представив, что эта хреновина могла бы воткнуться мне в ногу. А чистюля Карина здесь отдавалась этому Саше-студенту…

Степан держал девушку на руках. Если б не глаза, открытые и неподвижные, можно было подумать, что она спит.

А ведь она…

Я посмотрел на Крота, потом – опять на нее. Пробежался взглядом по комнате и нашел желтый свитер. Точно, эта парочка была в гостях у наркомана Артема! Свихнуться можно от такого количества совпадений.

– Юлиана?

Она дернула одним веком. Что ж, за неимением большего будем считать это знаком согласия.

– Поговорить надо. Ты меня слышишь?

– Бесполезно, по-моему, – вздохнул Степа.

– Ничего, сейчас мы ее приведем в чувство! Будь другом, покарауль ее хахаля. И заодно посмотри, может, какие-то записные книжки найдешь.

Брать Юлю на руки мне было противно, я попытался заставить ее хоть как-то стоять. Взял за плечо, но тотчас отпустил, когда пальцы коснулись волосатой потной подмышки.

– Ты будешь стоять?!

Вместо ответа она открыла рот и пустила слюну.

Я не стал церемониться. Я схватил ее за волосы и поволок за собой. Она сделала несколько шагов, потом бухнулась на колени, потом перевернулась на задницу; руки бессильно свисали.

Я притащил ее в совмещенный санузел и положил в ванну. Как приводить в чувство уколовшихся наркоманов, я понятия не имел, но был уверен, что найду способ, и включил холодную воду. Она ударила толстой струей и принялась быстро наполнять ванну. Я стоял и смотрел на Юлиану. Вид ее голого тела вызывал отвращение. Многочисленные царапины и ссадины, какие-то язвы на щиколотках, а вместо вен на обеих руках – страшные багрово-фиолетовые «дороги». Я не мог заставить себя относиться к Юлиане, как к женщине. Таких, как она, стерилизовать надо, чтобы не плодили дебильных потомков.

И тут в моей голове сверкнула догадка. Я вспомнил голос «лошади»; он как нельзя лучше соответствовал внешности Юлианы.

С крышки сливного бачка унитаза свисали перчатки из толстой оранжевой резины с пупырышками. Я схватил их, чтобы надеть, – и тут же бросил, в очередной раз содрогнувшись. Осмотрелся и увидел еще одни, такие же, но в нераспечатанной упаковке. Они лежали на стенной полке, заставленной банками с краской. Я содрал упаковку, надел перчатки и принялся интенсивно тормошить Юлиану.

Мои усилия долго не приносили успеха. Я бил ее по щекам, добавил теплой воды, окатил из душа – Юлиана не реагировала. Подействовало, только когда я окунул ее с головой. Она начала трепыхаться, а после нескольких погружений приобрела более-менее осмысленный взгляд и дар речи.

– Ты ч-чо делаешь, коз-зел! – взвизгнула Юлиана, цепляясь за мою руку.

Сомнений быть не могло. Здравствуй, «лошадь»!

– Ах ты, сука! – Я притопил ее и держал до тех пор, пока не прекратилось барахтанье.

Может, я держал бы и дольше. Я был в таком состоянии, что был готов ее прикончить. И не испытал бы при этом никаких угрызений того, что именуется совестью. Плевать, что с женщинами не воюют. Это – не женщина. Я мог бы сожалеть потом лишь о том, что не задал ей все вопросы.

Юлиану спас Степа. Он заглянул в ванную с записной книжкой в руках:

– Смотри, я нашел адрес! Вот, написано: «Машка, Мал. Пос., кв. 4». Хм, а номер дома какой? Ладно, фигня, тут телефон есть! Слышь, Костя, а ты не переборщишь?

– Это она, – сказал я, вытирая