– В Буркина-Фасо, Леонид Михайлович, – решил немного разрядить обстановку Алик. – Шучу, конечно. Хотя, какие шутки? Последняя фишка сезона. Деньги за кордон гонять через Африку. Черные царьки демпинг устроили на рынке, аж латыши стонут. Так что, может, и там денюжки, реально. Вы, главное, не волнуйтесь. Я все решу. В пути деньги.

– Ты мне зубы не заговаривай, ты прямо скажи, есть проблемы или нет?

– Ну, Леонид Михайлович, как жизнь может быть без проблем? Не бывает такого. Позвонил банкир, сказал, что не срастается у него там что-то быстро. Обещал в течение десяти дней максимум все решить.

– Ага, десять дней, – встрял Михай. – До нового года двадцать осталось. Десять и еще десять. А потом ищи-свищи, загорает банкир с нашим баблом на Мальдивах, а мы с чиновниками объясняемся.

«Хорошо демпфирует, – подумал Алик. – Смягчает, лучше не придумаешь. Пуховая такая подушка безопасности, набитая кольями заточенными».

– Не мы, а я, – тихо и страшно сказал ЛМ. – Мне с чиновниками объясняться придется. – Помолчал немного и добавил с укоризной: – Что ж ты меня, Алик, в блудняк такой втянул?

Если бы заорал, ногами затопал, матюгнулся, легче стало бы. Можно тогда было по праву вспомнить и шефскую жадность, и хитрожопость. И то, что именно он с чинушами, а не Алик, деньги тырит. А его он крайним сделать хочет. И рыбку съесть, и…

Умный Леонид Михайлович был человек. И психолог тонкий. Знал, на что давить и у кого. Надгробием гранитным Алика придавила ответственность. Доверил ему шеф бабки огромные, понадеялся на него, а он, а он…

– Лео-нид Михай-ло-вич, я, я сде-лаю все. Все, что можно и нельзя, но я решу. Обещаю вам, решу. Верьте мне. Обещаю.

Он выглядел жалко. Заикался. Не играл ничуть, дышать не мог. Вертящаяся половая тряпка в действии. На самом краешке сознания мелькнула странная мыслишка: «Это я, на самом деле? Или по системе Станиславского в роль вжился с перепугу?»

Ответа он не нашел. Да и некогда было в себе копаться. И незачем.

– Я-то тебе верю, – скорбно сказал ЛМ. – А вот что мне людям говорить?

– Да, ситуация… – экстремально-горестно вздохнул Михай.

Кабинет шефа стал напоминать зал траурных церемоний крематория. Кого-то явно собирались проводить в последний путь.

– А вот какого хрена ты вздыхаешь? – взорвался шеф. – Раньше вздыхать надо было. Я тебе что велел? Приглядывать за всем. А ты что делаешь? Ни хрена не делаешь. Вздыхаешь только.

Наезд на Михая имел несколько целей. Показать Алику, не нарушив его тонкую душевную организацию, что все непросто в этом мире, – это во-первых. Стимулировать серого кардинала компании к активным действиям. К разрыванию пятой точки на сине-красный символ британской империи, если понадобится, – это во-вторых. Ну и в-третьих, прощупать взаимоотношения между доверенными лицами. Послушать, как они стрелы друг на друга будут переводить. А там, чем черт не шутит, может, и информация важная всплывет.

Совещание входило в привычную колею. Три «Р», про себя называл такие сборища Алик. Разборки, разводки, рамсы. Оценив филигранную точность выстрела шефа и испугавшись потерять звенящую искренность интонации, он поспешил выполнить слово, данное Михаю.

– Леонид Михайлович, – ловко продолжая заикаться, сказал Алик. – Мне, конечно, очень хочется ответственность с кем-нибудь разделить. С Михаем, например, но если честно, не могу. Предупреждал он меня, от сделки отговаривал. На уровне интуиции что-то его смущало. Вы помните, наверное, я к вам приходил, своими, а точнее его сомнениями делиться. Не нашел я тогда разумных аргументов от дела отказываться. Себя уговорил, а потом вас и его. Так что получается, я один во всем виноват.

– Ты в благородство не играй, не до благородства сейчас, как ты понимаешь. А разговор тот я отлично помню. Не знаю, какие сомнения были у Михая, но при мне он тебя поддерживал.

– Вот я и говорю, я во всем виноват. Вы же меня знаете, увлекающийся я, безбашенный. Сам поверил, вас убедил. А Михай Эльдгардович так сильно вас уважает, вы такой авторитет для него, что не смог он вам перечить.

Шеф, смягчившись, посмотрел на Михая. Вот умный мужик ЛМ, конечно, хитрый даже, а на лесть ведется, как абреки на блондинок.

– Правда уважаешь так сильно? – спросил он благосклонно.

Ничего не ответил Михай. Только руки развел в стороны, улыбнулся робко, по-детски, и глаз правый увлажнил. Очень похож стал на первого министра из пьесы Шварца «Голый король». Монолог произносил как бы пантомимой своей: «Я вам, ваше величество, скажу прямо, без обиняков, невзирая на лица. И делайте со мной что хотите. Вот уважаю вас сильно, и все, и можете казнить меня. Но даже на плахе уважать буду. И после смерти буду уважать. И родственникам скажу, чтобы на памятнике моем написали, как я вас уважаю».

Шеф поплыл совсем. Встал из-за стола, обошел их сзади, обнял. Сказал, растрогавшись:

– Дураки вы оба, но свои дураки, родные.

Михай интеллигентно всхлипнул. Алик от нахлынувшего омерзения к самому себе до крови прикусил губу. Не нужны были шефу деньги. И так полно. Жаждал он почета и уважухи. Что и предоставил ему Алик в ассортименте. Цинично так предоставил, как шалава потрепанная в недорогом, но с претензией на рекспектабельность борделе.

От самоедства ЛМ его же и спас. Разомкнул объятия, суровым стал опять, за стол вернулся. Видать, вспомнил о восьмидесяти миллионах. Жадность свою разбудил. А чего? Получил свою порцию признания, теперь и о деньгах можно подумать. Без денег ведь и с признанием обычно хреноватенько получается.

– Это, конечно, все здорово, и люблю я вас, сволочей. А вы знаете это и пользуетесь. Но ситуация действительно поганая. Наши друзья из министерства подарков ждут на Новый год. А не получат если, то не друзья они нам станут. Наоборот совсем даже. Мало никому не покажется. И вам, уж извините, в первую очередь. Да и мне тоже. Что делать собираетесь? И вообще, в чем проблема? Я так и не понял до конца.

– Неизвестно, Леонид Михайлович. Завтра поеду к банкиру и все узнаю.

– Почему завтра, давай сегодня езжай.

– Разговаривал я сегодня с банкиром. Невменяемый он сегодня. Чего дергать? Не стыкуются у него проводки. Он сказал послезавтра подъехать. Но я завтра у него с утра в приемной буду. В принципе, я думаю, ничего страшного. Сумма большая, могут быть накладки. Разрулим.

– А чего кипеж поднял, если ничего страшного?

– Ничего страшного, Леонид Михайлович, кроме суммы. Поэтому и волнуются все. На нервах больших. Да и как я могу от вас утаить хоть что-то?

Шефа снова отпустило немного. Два первых министра одновременно, этого ни один голый король не выдержит. Расслабится непременно от умелого раздражения слизистых оболочек души королевской.

– Ладно, значит, ждем до завтра. Идите, ребята, работайте, текучки много, конец года все-таки. А мне одному побыть надо, подумать.