– Это я, - сказал человек на испанском языке. - Привет, Лурдес. Помнишь, я говорил, что мы еще встретимся с тобой - где-нибудь в другом мире. Вот мы и встретились. В мире Дьявола.

– Ostia puta!!! - Лурдес бросилась к Ивану. Прыгнула на него, обняла его, повисла на нем. Я думал, что она сшибет с ног несчастного инвалида, но он даже не покачнулся. Он стоял, и гладил ее по голове, и смотрел на меня своими серыми глазами. Казалось, что из глаз его исходят невидимые лучи энергии. Я отвернулся, потому что голова моя вдруг закружилась.

– Я не инвалид, - сказал Иван. - Я сильнее вас всех, вместе взятых.

– Какого же черта ты ездишь в инвалидной коляске? И молчишь, как паралитик?

– Я отдыхал. - Иван улыбнулся. Улыбка его была кривой, словно половина лица действительно была парализована. - Я много работал в последнее время. Мне нужно было набраться сил до того, как Эль Дьябло проснется.

– Великолепно!!! - Я воздел руки к небесам. - Лурдес знает Ивана. Иван знает Лурдес. Мы с Иваном оба русские! И я догадываюсь, какие новости ждут нас в ближайшие две минуты! Ань Цзян окажется двоюродной внучкой этого почтенного пожилого господина. А Габриэль Феррера - моим троюродным дядей, братом сестры Ивана, сводным племянником Лурдес, любимым внуком Анютки и тайным зятем диктатора Аугусто Пиночета.

– Я тебе зубы вышибу, чтобы ты не скалил их когда не следует, - пообещал Феррера. - Или лишу тебя премии. Иди сюда, чертов жонглер!

Он облапил меня своими ручищами и прижал к себе.

– Мужайся, Мигель, - сказал он. - Я никогда не говорил тебе, но сейчас вынужден сказать. Твой настоящий папа - король Хуан Карлос Второй! Он написал мне об этом в открытке, обещал материальную поддержку. Поэтому я так о тебе и забочусь, козленок!

– А мама? - Я изумленно поднял брови.

– А мама - Арнольд Шварценеггер! Он такой же идиот, как и ты!

И Габриэль Феррера довольно захохотал, хлопая себя по ляжкам в разорванных брюках.

Мы организовали небольшой ужин. Так сказать, пикничок на обочине.

Это было странно, если не сказать страшно, - сидеть на травке, вокруг расстеленной скатерти и что-то жевать и запивать пепси-колой, в то время как последние партии людей, усыпленных и теперь снова разбуженных Дьяволом, отправлялись в свое последнее путешествие. Эль Дьябло разросся уже неимоверно. Аттракцион стоял на самой высокой части Парка Чудес, и отсюда, из низины, хорошо было видно, что он добрался справа до Техаса, а слева - до Востока. Он проглотил их, похоронил под бесчисленными завитками рельсовой дороги. Он присосался к другим горкам - Стампиде и Большому Змею, присоединил их к себе и трансформировал их виражи в свои собственные. До старого Эль Дьябло теперь было не так уж и далеко - слышно было, как грохочут колеса бесконечного поезда. Рев паровоза, похожий на вой голодного хищника, доносился до нас и портил настроение.

А вообще- то, это была неплохая мысль -перекусить. Мы потеряли много сил. Мы были выжаты, как лимон. Да и боялся я теперь, честно говоря, намного меньше - присутствие двух новых людей придало мне уверенности. Похоже было на то, что эти люди кое-что понимали в происходящем. И пришли сюда специально из-за происходящего. Возможно было, что они даже попадали в своей жизни в подобные передряги. И выжили в них.

Они были похожи на охотников, причем очень специфических - на убийц демонов.

– Извините, господа, - обратился я к новоприбывшим. - Не знаком ли вам такой термин - consagrados?

– Я плохо знаю испанский, - вежливо сказал китаец по-английски. - Не будете ли вы любезны перевести? Вы можете говорить по-русски, я знаю этот язык.

– Иван, ты-то знаешь испанский?

– Знаю. И английский тоже. В сущности, мне все равно, на каком языке говорить. Я и китайский знаю. Но нам нужно договориться о каком-то едином языке. Английский все знают?

– Лурдес, ты знаешь английский?

– Sure.[ Конечно (англ.).] Два года только на этом чертовом языке разговаривала. Два года жила в Америке.

– А ты, Габриэль? - спросил я скорее для приличия.

– Спрашиваешь…

– Я не знаю, - сказала Цзян. - Я не знаю английский. Я знаю только слово shit.[ Дерьмо (англ.).]

– Итак, английский знают все, кроме Цзян, - подытожил Иван. - Испанский тоже знают все, кроме Вана. - Он кивнул головой старику-китайцу. - И все же я предлагаю говорить на английском - для пользы дела. Я в первый раз в жизни в Испании, мой испанский далек от совершенства, и какие-то важные детали нашего дела могут ускользнуть от меня. А уж Ван переведет своей землячке Цзян на ушко то, что он считает нужным, на китайски язык.

– Well, well,[ Ну, ну (англ.).] - сказал я.

Человек, который только что был мумией, уже командовал всеми нами. И я совсем не возражал, мне было даже приятно, что кто-то взвалил эту ношу на себя. К тому же он был русским, а я всегда любил умных русских, я уже соскучился по ним. Он был ненамного старше меня - было ему, наверное, лет тридцать с небольшим. И я не мог сказать про него совершенно ничего определенного. Он был из людей, не обладающих яркой внешностью и бросающимися в глаза чертами, по которым можно было бы человека классифицировать, причислить к какой-либо категории людей. Он имел очень среднюю внешность, на улице он был бы малозаметен. И более того, казалось, что он старался быть как можно менее заметным. Но я уже знал от Лурдес, что именно этот человек, Иван, поразил ее больше, чем любой из людей, которых она встречала в жизни, - даже больше, чем я. Что в нем чувствовалось несомненно - это интеллект. И странная сила, природу которой я пока не мог определить. Он чем-то напомнил мне Рибаса де Бал-маседу, хотя внешне между ними не было ничего сходного.

– Итак, Мигель, ты произнес слово «consagrados», - сказал Иван. - Это слово мне неизвестно. Переведи, пожалуйста.

– Это означает «Посвященные». Это слово я услышал от некоего дворянина де Балмаседы, когда гостил в его имении. Это было в шестнадцатом веке. Я сбежал тогда от святой инквизиции. Мне нужно было спасти одного иллюмината. Это было нелегко…

Я нарочно вывалил на них ворох слов, звучащих со стороны как бред сумасшедшего. Мне хотелось посмотреть на их реакцию. Но они даже бровью не повели - ни Иван, ни китаец.

– Хм… - Я откашлялся в кулак. - Простите… Вы не находите в моих словах чего-либо… Ну, скажем, невероятного?

– Нет. Совсем нет. - Иван даже не улыбнулся. - Дон Хуан Рибас Алонсо де Балмаседа был весьма уважаемым человеком. Мы были всегда хорошего мнения о его аналитических способностях. Я не думаю, что он сказал тебе что-нибудь несущественное или недостоверное. Это маловероятно. Дон Рибас всегда тщательно подбирал слова. Продолжай…

Я поперхнулся бутербродом. Плохая привычка - жевать во время разговора. Тем более, когда говоришь с человеком, который может изумить тебя до смерти.