– Подумай! Фрейвид Огниво – один из самых могущественных людей на Квиттинге! Под его властью все западное побережье, а это как раз та сторона, откуда на нас пойдут фьялли! Иметь его своим родичем совсем не плохо! Законных сыновей у него нет, так что побочного он рано или поздно узаконит!

Но Стролинги не хотели и слушать, видя в подобном браке одно бесчестье и себе, и дочери. Раздосадованный Ингстейн не сдержался и плюнул под ноги.

– Спесь никого не доводит до добра! – с негодованием бросил он. – Из одной спеси Лейринги отказываются от вас, а вы от сына Фрейвида! А когда фьялли пойдут на нас и нам понадобится собирать войско – тогда будет поздно мириться!

– Я не хочу, чтобы мою дочь предлагали всем подряд, будто паршивую козу! – раздраженно ответила фру Арнхильд. Ей, у себя на Севере привыкшей к положению лучшей, пренебрежение южной знати причиняло много тайных страданий. – Лучше ей уехать домой, как приехала! Зато никто не посмеет сказать, что Стролинги дешево себя ценят!

Саму Рагну-Гейду уже никто не спрашивал. Но она, несомненно, предпочла бы уехать домой, как приехала, безо всяких новых сговоров.

– Я, Кольбьерн сын Гудбранда из усадьбы Оленья Роща, что на Квиттингском Севере, перед людьми и богами объявляю! – громко и отчетливо говорил Кольбьерн, стоя на средней ступени Престола Закона и высоко подняв правую руку с краснеющей на ладони жертвенной кровью. – Я объявляю, что Вигмар Лисица, сын Хроара Безногого из усадьбы Серый Кабан, беззаконно напал на моего сына Эггбранда и нанес ему рану копьем в грудь, от которой тот умер. Я требую, чтобы за это Вигмар сын Хроара был объявлен вне закона по всей земле квиттов, чтобы никто не смел давать ему приют, помогать пищей и одеждой, указывать путь или предоставлять еще какую-либо помощь. Свидетелями убийства я называю Ингстейна сына Серквира, Логмунда сына Торверка, Вальгарда сына Ульвхалля…

Кольбьерн долго перечислял свидетелей, но Рагна-Гейда не слушала. Главное было сказано. Нет сомнения, едва отец произнесет последнее слово, весь тинг дружно ударит мечами о щиты. Во всей Долине Тинга нет ни единого человека, который пожелал бы заступиться за никому не ведомого Вигмара Лисицу. До последнего мгновения Рагна-Гейда таила в душе нелепую надежду на какое-то чудо, которое помешает обвинению и объявлению вне закона, на какое угодно, хотя бы на то, что у всех родичей внезапно отобьет память и Вигмар сохранит простое, самое естественное человеческое право – право остаться в живых, право свободно ходить по родной земле, пользоваться дружбой и гостеприимством людей. Но ничего этого больше не будет. Его больше нет…

Прошло то время, когда Рагна-Гейда бесплодно пыталась ненавидеть Вигмара. Все произошедшее оставило ощущение огромной потери и глубокого горя – а вот ненависти не было. Гибель Эггбранда представлялась ей делом какой-то слепой стихии, внешней силы, как если бы Вигмар и Эггбранд вдвоем попали в морскую бурю и Вигмар выплыл, а Эггбранд утонул. Разве чья-то злая воля породила эту глупую вражду? Разве Вигмар хотел убить брата своей любимой? Сама судьба вмешалась и не дала быть счастливой; сама судьба пожелала наградить муками совести, сознанием своей преступности. Эти переживания все более отдаляли ее от родичей; обхождение Рагны-Гейды с родными не изменилось, но как будто невидимая стена разделила родных, и по эту сторону стены с ней был только один человек – Вигмар. Даже три великанши-норны оказались не в силах отнять любовь. Даже если сам Вигмар возненавидит ее, когда узнает о смерти своего отца, сгоревшего в доме… Нет, Рагна-Гейда не могла вообразить Вигмара ненавидящим ее. Эту любовь или это безумие они делили ровно пополам.

Гром оружия обрушился на голову Рагны-Гейды, словно каменная лавина; она вздрогнула и опомнилась. Свершилось; Кольбьерн спускался с Престола Закона. Он добился своего: его кровный враг изгнан из мира живых и никто не спросит ответа с того, кто его убьет. Рагна-Гейда опустила глаза, боясь встретиться взглядом с кем-нибудь из родни. Она твердо знала: из одного места на земле Вигмар сын Хроара никогда не будет изгнан. Из ее сердца.

Утром после пира Бальдвиг Окольничий и Оддульв Весенняя Шкура сели разбирать свою тяжбу. Сам Бьяртмар конунг пожелал присутствовать при этом, и давние противники встретились снова в гриднице, где на полу еще валялись плохо выметенные объедки вчерашнего пира, а из углов и с мокрых пятен на дощатых помостах пахло не слишком-то приятно. «Гостей надо поить пивом и брагой в меру! – мысленно посоветовал Вигмар Бьяртмару конунгу. – Безграничное радушие порождает неблагодарность: гости загадят тебе весь дом».

Узнать Оддульва было нетрудно. Крупный мужчина, когда-то статный и, должно быть, сильный, но теперь выглядевший болезненно и не слишком грозно, расположился на лучшем месте возле очага. Красивое, с прямым носом лицо покрывали морщины, которые казались преждевременными и оттого производили еще более жалкое впечатление. Пышные длинные волосы и борода Оддульва поседели, лишь на подбородке сохранилось несколько запоздалых темных прядей.

– Я благословляю богов, благодарю Одина, Фрейра и Ньерда, что привели тебя, Бальдвиг сын Свартхедина, невредимым и в срок! – заговорил Оддульв и зашевелился на скамье, словно хотел подвинуться поближе, но почему-то остался на месте. Голос его, как и внешность, отражал и прежнее величие, и нынешний упадок: он то звучал гордо и уверенно, а то в нем прорывалось надтреснутое старческое дребезжание. – Я разболелся и едва смог приехать на тинг. Я уже боялся, что ты задержишься и мы не встретимся. А это было бы так прискорбно! Я всем сердцем желаю прекращения нашей злосчастной распри!

«Лукавит!» – сразу подумал Вигмар. Если соперники при свидетелях назначают встречу на тинге, а один из них не является, его и считают проигравшим. Зародившееся было чувство недоверчивой жалости к Оддульву сразу угасло. Нет, не так прост этот немощный старец, и не зря умный Бальдвиг признает его грозным противником. Однако и деньги за спорную землю он стал предлагать не зря. Больным не притворяется, а кроме него, как видно, возглавить Дьярвингов некому.

Обменявшись любезными, но не слишком искренними приветствиями, Оддульв и Бальдвиг принялись наконец за разбор тяжбы. Каждого окружали родичи, помнящие больше поколений предков, чем сама великанша Хюндла с целым котлом знаменитого пива памяти, всевозможные знакомцы, привезенные в качестве свидетелей. Возле Оддульва сидела его жена, фру Уннгерд, – высокая женщина со строгим лицом, красоты которого не смогли спрятать даже морщины. С первого же взгляда открывалось неуловимое сходство с самим Оддульвом: должно быть, тридцать совместно прожитых лет сроднили супругов и научили смотреть на жизнь одними глазами. А по обрывочным словам, которыми они обменивались, легко было заметить, что муж и жена понимают друг друга с полуслова.

На концах длинных скамей и на полу расселись хирдманы. Вигмар устроился возле самых дверей и слушал речи одним ухом, то думая о своем, то стараясь отвлечься чужой беседой.

– Ты забыл, Оддульв! – долетали голоса. – Когда Торхалла выходила замуж за Торгейра, было условлено, что, если у них не будет детей или если эти дети умрут, не достигнув совершеннолетия, двор Кремнистый Родник достанется Халлю сыну Флоси, тому, что с побережья. И тому уговору были свидетелями Торд с Выдрьего Омута, Торир с Двух Ручьев…