Любит его черные глаза, его красивое лицо, его чувство юмора, его внимательность и щедрость. Любит ощущение его рук на своей коже и губ на своих губах. Она любит в нем все… ну, кроме его неуместного чувства вины, пожалуй, но все остальное — определенно.

Должна ли она теперь признаться, что любит его? Признается ли и он в своих чувствах? И что за этим последует? Не брак, нет. Он совершенно ясно выразился по этому вопросу, а она не настолько глупа, чтобы думать, будто он переменил свое мнение за каких-то несколько часов. Быть может, со временем он свыкнется с этой мыслью. Он явно способен передумать. В конце концов, она ведь занимала в его жизни второе по важности место после его вины… до нынешней ночи.

Но что же делать пока? Будет ли у них тайная связь? Ведь открытая определенно невозможна. Лилли никогда не простит такое.

Некоторое время Уиннифред пыталась решить эту задачу, но потом отказалась от мысли справиться с ней в одиночку. Ей просто надо спросить Гидеона, решила она и направилась к двери. Так или иначе, она не может планировать их будущее без него.

Узнав у служанки, что Гидеона можно найти в кабинете рядом с гостиной, Уиннифред отравилась вниз. Она тихонько постучала в дверь кабинета, когда из столовой до нее донесся смех Лилли и лорда Энгели.

Не дожидаясь ответа, Уиннифред открыла дверь и вошла. Гидеон снова сидел за столом, но, по-видимому, не работал. На столе перед ним не было бумаг, в руке не было ручки. Она увидела, что он в той же одежде, что был предыдущим вечером, что под глазами у него залегли тени, и он не улыбнулся, говоря:

— A-а, ты проснулась. Присаживайся, Уиннифред.

По спине пробежал холодок тревоги. Она подошла к одному из стульев перед столом, но не села.

— Что-то случилось?

Не должно было ничего случиться, подумала она. Только не этим утром.

— Нет, ничего, — заверил Гидеон. — Я просто хочу обсудить с тобой приготовления к нашему браку.

Уиннифред медленно опустилась на стул, потрясенная, ликующая и встревоженная одновременно. Неужели он передумал за одну ночь? Это казалось невозможным. И определенно нелогичным.

— Ты говорил мне, что никогда не женишься.

— Обстоятельства изменились. Я позабочусь о том, чтобы было сделано оглашение в церкви. Моя тетя поможет тебе выбрать свадебное платье и…

— Постой. — Она вскинула руку, призывая его замолчать, и окинула взглядом его напряженную челюсть и твердый, неулыбающийся рот. И пришла к единственно разумному и разрывающему душу заключению: — Ты не хочешь этого делать.

Он наклонился вперед и поставил локти на стол. Когда он заговорил, тон его был мягким:

— Это правда. Я не планировал обзаводиться женой, но мои прежние планы больше не имеют значения. Долг и честь обязывают меня жениться.

Долг и честь.

Она почувствовала себя дурой. Слепой, влюбленной дурой. Разумеется, Гидеон чувствует себя обязанным предложить брак. И конечно, он будет смотреть на этот брак и на нее как на бремя. Его мнение не изменилось, изменились лишь цели.

Она вдохнула, борясь с удушающей болью в груди.

— Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться.

Он снова выпрямился, искренне ошеломленный ее ответом.

— Отказаться? Почему?

— Полагаю, это вполне очевидно, — проговорила она, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Это было нелегко, внутри у нее все дрожало. — Ты не хочешь на мне жениться, а я не хочу выходить за тебя замуж. Мы…

— Не хочешь?

— За тебя замуж? — Не так. — Нет. Не желаю приносить в жертву свою свободу.

— Ну, не знаю, так ли уж плохо все это было бы, — проворчал он.

— Именно так.

Но вовсе не потеря свободы сделала бы брак с Гидеоном кошмаром. Она готова уступить часть своей независимости ради того, чтобы провести с любимым человеком всю оставшуюся жизнь. Но она не желает выходить замуж за человека, который не отвечает на ее чувства, за человека, для которого она удавка на шее. И будь она проклята, если всю жизнь будет мучиться вопросом, когда он найдет способ разорвать эту удавку и забудет ее.

К глазам подступили слезы. Усилием воли она прогнала их.

— Мои личные чувства по отношению к супружеству сейчас не важны. Важно то, что тебе не нужна жена, а мне не нужен муж. У нас нет никаких причин жениться.

— Причина есть, и весьма веская. — Он наклонился к ней и понизил голос: — Я украл твою добродетель, Уиннифред.

Если б он наклонился еще чуть ближе, мрачно подумала Уиннифред, она смогла бы дотянуться и придушить его.

«Украл твою добродетель» — ну надо же! Как будто она какая-нибудь беспомощная девица, которую он жестоко соблазнил, а поутру бросил.

Она тоже подалась вперед. Если он хотел ее оскорбить, что ж, она тоже умеет.

— У меня множество добродетелей, Гидеон. Ни одна из которых никогда не находилась у меня между…

— Не надо.

Она откинулась на спинку стула и укуталась в свой гнев, как в плащ. Гнев был куда лучше, чем боль.

— Как легко ты забыл, кто я. Как быстро ты превратил бы меня в одну из этих изнеженных, глупых, безвольных светских дамочек.

— Я не делал ничего подобного.

— Разве? А зачем тогда предложение? — Без любви. Даже без малой толики привязанности. — Зачем предлагать брак, о котором я не просила, если не для того, чтоб спасти меня от самой себя?

— Затем, что такова цена! — бросил он.

О да, она с удовольствием прикончила бы его.

— Я отказываюсь от платы.

Он тихо выругался.

— Могут быть последствия. Надо же все предусмотреть. Ты могла забеременеть, Уиннифред.

— У нас же есть Гидди, — холодно напомнила она. — Мне известно, как создается новая жизнь. Разница между нашими видами не может быть настолько большой, чтобы допустить беременность без мужского семени.

— Вероятность ниже, но это не гарантия.

Даже броня злости больше не защищала от сердечной боли. Ребенок Гидеона. Какой чудесной могла бы быть картинка их будущего: они улыбаются, смеются и спорят из-за того, кому учить сына удить рыбу. Но вместо нее Уиннифред видела лишь страдания — муж, который считает себя пойманным в ловушку брака и вынужденного отцовства.

Это немыслимо. А то, что она не знала, что беременность может случиться, даже несмотря на принятые для ее избежания меры, лишь еще отчетливее подчеркнуло, какой слепой она была.

Если ей удалось избежать катастрофы принести в этот мир ребенка, нежеланного для его отца, значит, она поблагодарит свою счастливую звезду и позаботится, чтобы такого больше никогда не случилось.

— Не вижу причин кликать беду, — сказала она наконец. — Если я обнаружу…