– Думаешь, мне нравится? Темный Двор скинул их на меня, и что я должен был делать?

Обездоленный князь пожимает плечами.

– Честное слово, не знаю. Наверное, использовать их. Эксплуатировать. Разве не так поступают черные маги?

– А мне почем знать, мать твою? – Дэльфи предупреждала, что Хьил не в настроении, но такого Рингил не ожидал. – Представь меня какому-нибудь черному магу, и я его спрошу. Скольких ты знаешь?

– Одного, и я гляжу на него прямо сейчас.

– Ох, да отъебись ты…

Некоторое время они сидят молча. Огонь шипит и щелкает между ними.

– Так чего же ты хочешь? – наконец спрашивает его Хьил.

На это есть очевидный ответ, но Рингилу не хочется его давать. Все идет не так, как он планировал, и виноват Хьил. Он недружелюбно смотрит сквозь огонь, потом отводит взгляд. Снова ложится на одеяло и смотрит на звезды.

– И чего же я, по-твоему, хочу? – От слов во рту привкус пепла. – Думаешь, я пришел сюда, чтобы провести с тобой время? Мне нужно вернуться к утесам.

– Мы там были совсем недавно. Ты сказал, что наелся досыта и с тебя хватит.

– Это было тогда. Сейчас все иначе.

– Ты учишься быстрее всех, кого я когда-либо знал. Намного быстрее. Я уже позволил тебе подойти к са́мому пределу.

– Этого недостаточно.

– Это больше, чем то, что тебе по силам сейчас. Чтобы впитать в себя икинри’ска целиком, нужен срок жизни божества. Ни один человек не в силах сделать больше, чем оцарапать поверхность и, может быть, кое-где углубиться. Даже если я…

– Так что ж ты учишь меня всякой хрени вместо того, что нужно, а?

Рингил опять садится – резко, сверкая глазами. Осколки его внезапной ярости тают в тихом сумраке, окружающем костер.

Хьил склоняет голову.

– Возможно, ты прав. Значит, я был плохим учителем? Возможно, с этого момента тебе следует самому придумывать уроки.

– Да не дуйся ты на меня, мать твою! – Гил хочет завопить на него через огонь, но почему-то возглас получается напряженным и почти умоляющим. – Клянусь стояком Хойрана, Хьил, меня же за яйца ухватили! Ты разве не понимаешь? Что-то приближается, а я к этому не готов. Я не готов!

– А, по-твоему, кто-то бывает к такому готов? – теперь в голосе Хьила тоже слышится ярость. – Ты что, проглотил какую-то дурацкую сказку про юного воина и волшебника, который готовит его к великой цели, судьбоносному моменту?

– Я не знаю, а ты?

Хьил моргает.

– На что намекаешь?

– На то, что по дороге сюда я перекинулся парой слов с Дэльфи. Если ей верить, ты думаешь, будто приближается некая важная цель, и мы оба с этой целью весьма крепко связаны.

– Дэльфи не имела права…

– Ох, да заткнись ты. – Гил презрительно взмахивает рукой. – Сам даже не рассказал, что при рождении тебя навестил Даковаш, ага? Тебе не нравится моя призрачная стража, мои порабощенные мертвецы – своему гребаному патрону предъявляй претензии, это ведь он сунул мне такой подарок.

– Акояваш не мой патрон…

– Да? А мне показалось, что без него ты был бы мертв.

– Это просто байка.

– Байка, которую ты предпочел мне не рассказывать. Интересно, почему.

– Может, потому, что это не твое сраное дело, господин мой черный маг.

– О, я тебя умоляю. Знаешь что? Ты думаешь, что ошибся, выбрав меня, – ну и ладно. Ступай домой. Я пойду к глифовым утесам сам и получу то, что нужно, без тебя.

– Хотел бы я на это поглядеть.

Гил понижает голос до сдавленного рычания.

– Тогда не уходи далеко. Потому что я больше не собираюсь тратить время на твои мелкие колдовские штучки и прочий бред сивого ящера. Я должен быть готов к тому, что выкинет клика со своими дружками-двендами, и я не стану ждать, пока ты решишь, что я впитал слишком много икинри’ска и не заслуживаю дальнейшего обучения или что мне небезопасно доверять. Я должен быть готов и буду готов, мать твою.

– Неужели? – Обездоленный князь тяжело дышит. – Готов? Хм-м… По-твоему, кому-то из нас выпадает такая роскошь?

– Я думаю, тебе лучше…

Хьил перебивает его, и голос князя-бродяги дрожит от гнева.

– Думаешь, я был готов, когда умер мой отец и бремя руководства свалилось на мои плечи? Думаешь, тогда я был готов пойти и встретиться лицом к лицу с Существом-на-Перекрестке? Я пошел, потому что кто-то должен был это сделать. По такому случаю я нарядился в кое-как сшитую рвань, что в те времена была моим приличным платьем, потому что так положено. С чего ты взял, что ты какой-то другой? Что в тебе особенного, мать твою?

Вслед за его криком падает занавес тихой тьмы.

Рингил некоторое время изучает пламя.

– Ну, – говорит он мягко, – по крайней мере, твой отец умер, а не бегает где-то, пытаясь устроить так, чтобы тебя убили.

Он поднимает глаза. Хьил встречается с ним взглядом и вздыхает.

– Ах, Гил, послушай…

– Нет, все нормально. Забудем об этом. Вот прямо сейчас. Я был бы мертв, если бы не все то, что ты для меня уже сделал. Хуже, чем мертв. Временами это вылетает у меня из головы.

– Так надо. – Голос князя-колдуна мягок и настойчив. – Ты рассказал мне свою историю, но эти воспоминания происходят из того места, где я еще не был, из времени, которое еще не настало для меня. Логично, что предчувствия тускнеют. Забвение подобного рода – то, что позволяет нам справляться с жизнью на Задворках.

– Это не то, что я имел в виду.

– Да. Я знаю.

– Я имел в виду, что иногда бываю себялюбивым, безжалостным ублюдком.

– Ну… – Хьил отворачивается. – Это был не самый теплый прием, который я мог тебе оказать, не так ли?

– Бывало теплее. – Гил отваживается на кривую усмешку. – Значит, Дэльфи не ошиблась. Эта хрень с «божественным предназначением» гложет тебя.

Хьил отвечает ему такой же полуулыбкой, но в уголках его рта прячется боль.

– Послушай, сейчас это не имеет значения. Почему бы тебе просто не подойти сюда, Гил?

– Да ладно, не переживай. Лучше давай немного отдохнем и поговорим об этом за завтраком.

В прошлом бывали времена и мужчины, с которыми он воспользовался бы ссорой. Раззадорил бы себя взбаламученными эмоциями и в наказание оттрахал партнера – или, может, оба с упоением погрузились бы в жаркие обоюдные угрызения совести, слившись воедино. Но он не хочет наказывать Хьила и не чувствует угрызений совести. А Дэльфи угодила прямо в точку – обездоленного князя явно что-то гложет, как бы он ни твердил обратное.