Рингил молча погрустил о том, что с ним нет Махмаля Шанты, который положил бы опытную руку на румпель, но, увы, пока что он ничего с этим не мог поделать. Ньянар – все, что у него осталось.

Он бросил взгляд в сторону кормы, где сжимались и тонули в ранних вечерних сумерках Орнли и вся хиронская береговая линия. Если Иллракский Подменыш все еще там, все еще похоронен в каком-то месте, давным-давно позабытом из-за лености хронистов или рассказчиков легенд, которых драматизм и высокопарный стиль интересовали больше истины, – что ж, его кости могут покоиться с миром. Гил покончил с копанием ям. Он сказал Арчет еще в Ихельтете, что вся эта затея, скорее всего, трата времени, безумная гонка за призрачными фантазиями, и теперь слова Фирфирдар подтвердили его изначальную правоту.

– Я иду в свою каюту, – сказал он Ньянару. – Запираю дверь и вынимаю ключ. Меня, возможно, не будет некоторое время. Если вы или ваши люди услышите, как кто-то скребется в дверь и просит его выпустить, даже если голос будет похожим на мой, не слушайте и не открывайте. Понятно?

Капитан забеспокоился. Как и все остальные, он уже слышал историю, которую морпехи рассказали про допрос Клитрена: как Рингил, непокорный пленник и сам пыточный стол исчезли на целых шестьдесят секунд, не оставив после себя ничего, кроме струек дыма, синих искр и выжженного следа на палубе. Какими они вернулись – Клитрен больше не был прикован к столу и казался невредимым, но съежился, как пес в грозу, кандалы были рассечены и погнуты, словно сделанные из жесткой кожи, а не из железа, и в воздухе слабо пахло гарью. И вокруг паленого следа на палубе до самого рассвета можно было расслышать слабые отголоски стонов и стенаний…

– Но… долго ли вы будете отсутствовать? – Голос Ньянара звучал почти жалобно.

– Вполне возможно. – Он об этом подумал. Им предстояло провести в море по меньшей мере несколько недель. – Послушайте, в худшем случае я вернусь к тому времени, как вы подойдете к побережью Джерджиса, или буду мертв и не вернусь совсем. Тогда вам надо будет обойти мыс с запада и отправиться домой под всеми парусами. И ни в коем случае не допускайте Клитрена Хинерионского на борт этого корабля. Не думаю, что с ним будут какие-то проблемы, мы заключили уговор, подобающий благородным господам, и он, кажется, его соблюдает, но…

Манерное фырканье – по-видимому, от эпитета «благородный господин» по отношению к такому человеку, как Клитрен. Гил его проигнорировал, продолжил:

– …но один-два раза за всю свою славную карьеру мне случалось ошибаться, так что лучше не рисковать понапрасну. Он останется на борту «Обагренной пустоши Мэйн», где Хальд сможет за ним присматривать.

Он покопался в памяти, надеясь, что подумал обо всем, что могло…

– Ах да, если вы подойдете к Джерджису, а я не выйду из каюты, но что-то за дверью будет просить его выпустить, тогда переправляйте всех на борт «Дочери орлана» и топите этот гребаный корабль. Понятно?

Ньянар сглотнул.

– А если… если что-то… неблагоприятное… случится до того, во время плавания? Если вы нам понадобитесь? Что тогда?

Гил ободряюще похлопал его по плечу.

– Тогда я об этом узнаю и вернусь. – Он солгал. – Но я выйду из каюты сам, мне не понадобится помощь. Расскажите об этом людям, убедитесь, что они поймут. Если вы этого не сделаете, я не смогу отвечать за вашу безопасность.

Он, вероятно, перестарался, но лучше так, чем оставлять этому избалованному благородному идиоту хоть малейшую возможность для ошибки. Лучше позаботиться обо всем и надеяться, что ветхая, импровизированная командная структура, которую он оставил вместо себя, выдержит.

Пора уходить.

Спустившись в свою каюту, он запер дверь, как и пообещал, взял столярное шило из кириатской стали, которое выпросил у Шанты на верфях в Ихельтете, и нацарапал охранные знаки на задвижке, дверных петлях и косяке. Он вынуждал себя действовать медленно, чтобы каждый штрих был верным. В прошлом году, упражняясь с огненными знаками, он перепутал несколько поперечных линий и чуть не спалил таверну в прибрежном районе Ихельтета, выше по течению реки.

Тусклые синие искры очертили дверной проем и исчезли.

Готово.

Он вынул ключ из замка, выцарапал глифы на его шейке и спрятал под подушку на своей койке. Накинул плащ, взял Друга Воронов, ножны и перевязь, лег на койку, опустив руку с мечом на пол, задрав скрещенные в лодыжках ноги на спинку. Свободную руку закинул за голову и уставился в потолок.

Начал декламировать медленные, усложняющиеся заклинания, которым его научил Хьил. Очертил глифы на потолке пальцами левой руки.

От нетерпения по телу пробежали мурашки.

Он не понимал наверняка, что чувствует: как кровь медленно притекает к члену от мыслей о Хьиле, как белые утесы икинри’ска поют голосами сирен и ждут, окутанные беспредельной загадкой глифов, или просто прислушивается к собственным мыслям о том, что он и Друг Воронов должны будут сделать, когда вернутся в Трелейн.

Затем, неуклонно погружаясь в транс, которому научил его Хьил, Гил осознал, что на самом деле между этими тремя вещами не существует такой уж большой разницы или расстояния.

Потолок каюты у него над головой делался все менее плотным, койка словно дрейфовала, как непришвартованная лодочка. Он чувствовал, как соскальзывает в Серые Края. По сравнению с грубой силой, которая потребовалась в прошлый раз, чтобы прорваться туда вместе с Клитреном, это движение было почти томным. «Урок первый, мрачный мечник-колдун со шрамом на физиономии: в некоторые места на Задворках проще попасть, чем в другие, – Хьил улыбается, когда говорит это, лежа на подушке в нескольких дюймах от него, и нежно ведет кончиком пальца по шраму на лице Гила. – Причина, по которой так мало начинающих ведьм и колдунов попадают сюда, заключается в переизбытке целеустремленности. Они всякий раз жаждут попасть в самое сердце икинри’ска – а это примерно то же самое, что проплыть вверх по водопаду во время весеннего паводка. Фокус в том, чтобы отыскать более спокойные воды. Если у тебя есть хоть какие-то природные способности, Задворки и сами захотят, чтобы ты сюда попал. Воспользуйся этим. Расслабься, дрейфуй, плыви ленивыми гребками. Пусть течение несет тебя само. Оставшуюся часть пути ты всегда сможешь пройти пешком, как только окажешься здесь».

Он открывает глаза.

Красные искры рвутся в небо над его головой, смешиваясь с россыпью холодных белых звезд. Он лежит на утоптанной земле рядом с ревущим костром.

Прямо рядом с его головой опускается сапог.

Кто-то потрясенно вскрикивает, и он слышит, как в огонь с громким шипением проливается жидкость. Над ним возвышается смутная фигура, размахивая руками в попытках удержать равновесие. Он крепче сжимает рукоять Друга Воронов. Фигура шлепается на задницу, едва не приземлившись Гилу на ноги.

– Твою мать! Откуда он взялся?

Оглушительный взрыв смеха быстро затихает, переходя в тревожные вопросы. Мужчина, который упал на задницу, отмахивается. Вскакивает на ноги и подмигивает Гилу в свете костра. По-наомски он говорит с причудливым акцентом, перемешивая слова, но Рингил бывал здесь достаточно часто, чтобы это казалось ему знакомой и приятной деталью.