Уже во время второй встречи Вера Николаевна дала согласие на предложение оперработника о передаче рукописей:

— Это совпадает с волей самого Ивана Алексеевича, но я хотела бы, чтобы наши контакты не афишировались, — сказала она.

Батраеву были показаны книги, подготовленные к изданию собрания сочинений великого писателя, с его пометками. После каждой пометки — его подпись. Все по-русски. «Значит, не в Америке, Франции или Англии собирался он навечно поселить свои книги, а только в России», — подумал про себя оперработник.

На третьей встрече ему был передан первый сверток книг, за ним последовали второй и третий. Каждый состоял из 6–8 книг. Часто к ним прилагались рукописи, черновики, письма, так или иначе связанные с бунинскими стихами, прозой или публицистикой. Оперработник бережно отвозил эти сокровища в посольство, писал сопроводительные письма в МИД. Оттуда рукописи поступали в Союз писателей, где тексты, изданные во Франции, сверялись с бунинской правкой, корректировались. Словом, в Москве шла сложная литературоведческая работа.

Однако материальное положение Веры Николаевны было столь плачевным, что Батраева неотступно преследовала мысль: если вдове предложат крупную сумму за литературный архив мужа, она может дрогнуть. Тем более что из США уже делались Буниной заманчивые предложения. Прецедент уже был: Вера Николаевна передала в Толстовский фонд работу Бунина о Чехове. За это ей обещали всего лишь 400 долларов, но деньги она так и не получила, о чем с горечью поведала ему.

Что делать? Ясно, что конверт с деньгами она отвергнет. А что если официально назначить Буниной пожизненную пенсию? Посол СССР во Франции Сергей Александрович Виноградов поддержал это предложение без колебаний:

— Подготовьте телеграмму. Я ее подпишу, а уж в Москве решат, как быть.

В Москве решили: быть. Этот шаг оказался весьма своевременным. Однако вскоре в их отношениях разразилась гроза. Однажды Вера Николаевна встретила Бориса очень расстроенной. В руках она держала книгу в голубом переплете.

— Что с вами? — поинтересовался оперработник. — На вас лица нет.

— Вот, полюбуйтесь, — резко ответила она. — Первый том пятитомника Ивана Алексеевича. Издан в Москве. Во-первых, никто не спросил согласия наследников. А чего стоит вступительная статья некоего Льва Никулина! Как он осмелился писать об Иване Алексеевиче и обо мне, даже ни разу не встретившись с нами? Получается, что мы оторваны от русского народа, перестали понимать его чаяния. А я… себя ощутила просто антисоветчицей. Стоит ли мне продолжать передачу материалов? Они ведь с последней правкой автора. Или это не имеет для вас значения?

Батраев кое-как успокоил вдову Бунина. Его поддержал Л. Зуров. Тут весьма кстати пришлось назначение ей пожизненной пенсии Союза писателей СССР, о чем торжественно сообщил оперработник.

Вера Николаевна, вспыхнув, перебила его:

— Не понимаю, при чем тут пенсия? Вы что же, хотите купить меня? Мы же договорились, что все материалы я передаю вам безвозмездно.

— Поверьте, Вера Николаевна, это от чистого сердца. Мы хотим как-то скрасить вашу жизнь. Сумма приличная, 80 тысяч франков в месяц. Столько зарабатывает квалифицированный французский рабочий. Я уполномочен передать вам сразу за полгода. Вот 480 тысяч, — сказал оперработник.

Бунина была потрясена, и он воспользовался затянувшейся паузой: «Как вам удобнее получать деньги? Наличными под расписку из моих рук или через банк? Впрочем, в банке придется платить налоги».

— Через банк? — воскликнула она испуганно. — Но тогда все станет известно. Банковские служащие могут разгласить наши отношения. Нет-нет, лично!

— Хорошо. Вы предпочитаете получать деньги ежемесячно или раз в полгода?

— Раз в полгода, — быстро отреагировала Бунина.

В январе 1957 года Батраев вновь привез вдове Бунина полугодовую пенсию. В ее глазах он увидел сомнение и тревогу. Вера Николаевна написала расписку и неожиданно всплеснула руками:

— Борис, давайте все ежемесячно, только ежемесячно. Я ведь на этих деньгах спала, боялась, что меня ограбят…

В июне того же года служебная командировка Бориса Батраева в Париж подошла к концу. Направляясь к новому месту службы, он «передал» вдову писателя своему коллеге, который исправно платил ей пенсию Союза писателей СССР. Незадолго до отъезда из Франции Батраев вместе со своим коллегой навестил Веру Николаевну. Она встретила их в превосходном настроении.

— Молодые люди, — несколько церемонно произнесла Вера Николаевна, — я хочу получить ваше согласие отразить ваши имена во второй части своих дневников, которые готовлю к печати.

Мгновенно оценив нежелательные для себя последствия, Батраев сказал:

— Вы очень добры, Вера Николаевна, но я категорически против. Мы слишком несоизмеримые фигуры рядом с Иваном Алексеевичем. Не обижайтесь, бога ради!

Бунина окинула их удивленным взглядом:

— Но на маленький подарок я имею право? Хочу преподнести вам по книге Бунина с его авторской правкой.

Батраев вздохнул:

— Как бы вам объяснить… Я не имею права оставить себе даже страницу. Любая пометка Ивана Алексеевича — это достояние России.

Впоследствии он жалел о том, что отказался от подарка Веры Николаевны.

За время встреч и бесед с ней оперработник узнал, что в годы нацистской оккупации И.А. Бунин проживал на юге Франции, на своей вилле «Жаннет» в Грассе. До 1943 года эта зона еще не была оккупирована Гитлером, и писатель слушал мощный радиоприемник, приобретенный им еще на гонорар от Нобелевской премии. В июне 1941 года он узнал о нападении Германии на Советский Союз. В кругу близких он не скрывал симпатий к Красной армии и верил в ее победу. Писатель где-то раздобыл каргу Советского Союза, прикрепил ее к стене своей комнаты и флажками отмечал положение на советско-германском фронте. Он страшно переживал первые неудачи Красной армии, а после битвы под Москвой радовался как мальчишка.

Когда нацисты оккупировали всю Францию, И.А. Бунин категорически отказался сотрудничать с немцами. Более того, он враждебно относился к тем русским эмигрантам, которые сотрудничали с гитлеровцами, считая их «избавителями России от ига большевиков». И.А. Бунина навещали на вилле в Грассе соотечественники, которые считались эмигрантами, а на самом деле были советскими военнопленными, сбежавшими из немецкого концлагеря. Один из них, по имени Андрей, был человеком очень образованным, большим знатоком литературы. Они часто спорили, не соглашались друг с другом, но сходились в главном: в горячем патриотизме и вере в победу Советского Союза. Это только сегодня «демократическая печать» определенной направленности называет патриотизм «последним убежищем негодяев», а вот в годы войны великий русский писатель, не принявший советской власти, не скрывал своего патриотизма. Беседы с соотечественниками многое изменили во взглядах писателя. Он и на Сталина, которого считал злодеем, стал смотреть как на освободителя Европы от «коричневой чумы», рассказывала Вера Николаевна Борису Батраеву.