Мне стало холодно. А в голове постепенно нарастала какая-то странная легкость, будто ее гелием накачивали. Что это? Кочевница? Ей надоело слушать? Контакта как такового не получалось: аномалия со мной не говорила. Сама она скорее всего не могла, но в ее распоряжении куча фантомов, которые в состоянии объясниться по-русски. Но говорить аномалия пока, видимо, и не хотела, зато я ощущал, что меня понемногу начинают как бы препарировать на ментальном уровне. Не самый лучший вариант, поскольку я параллельно вынужден говорить с фээсбэшником и не могу достаточно надежно контролировать, что показывать Кочевнице, а что нет. Ее однозначно разозлили планы спецслужб, но и мои истинные цели (если будут ею раскрыты) тоже вряд ли приведут ее в восторг, и тогда нам всем тут кранты!

Значит, от фээсбэшников следует отвязаться как можно быстрее. Как? Есть варианты. Теперь есть. Командиру, допустим, можно мозг сжечь, а со вторым я и так справлюсь. Конечно, у обоих пси-блокираторы, но если они работают уже давно, то практически выдохлись, а потому толку от них чуть. Может получиться. Простите, ребята, но теперь помеха уже вы. Ничего личного, хоть вы и стреляли в нас на Добросельской…

– Э-э, командир, – впервые заговорил толстый, – фиксирую нарастание пси-активности. Не исключено, что это из-за него.

Глаза фээсбэшника зло прищурились, и пистолет, который он начал было опускать, надеясь на мирный исход переговоров, тут же вновь поднялся и теперь смотрел черным зрачком дула мне в лоб.

– Вы что это задумали?! С нами ваши псионические штуки не пройдут, ясно? Сейчас идете со мной, и без дураков! Иначе умрете и вы, и ваша подружка! У меня хватит взрывчатки, чтобы этот храм с землей сровнять! И если вы думаете, что я не посмею это сделать, то ошибаетесь: еще как посмею! Возьму грех на душу, пусть и пожалею потом, но вам от этого легче не станет, ясно?! Все, торговля кончилась – делайте что сказано!

– Хорошо, командир, хорошо. – Я спешно поднял руки ладонями вверх.

Вот сейчас фээсбэшник уже не блефовал. Я хорошо читал его эмоции. Этот сильный человек, привыкший все контролировать, был на грани срыва. В таком состоянии он способен на все, что угодно, а его пси-блокиратор, как я успел почувствовать, еще функционировал. На преодоление защиты мне потребуется время куда большее, чем нужно ему, чтобы нажать на спуск и сделать меня трупом. Он, не говоря ни слова, качнул пистолетом в сторону входа в церковь. Я послушно двинулся в указанном направлении, с удивлением ощущая, что легкость в голове и головокружение исчезли. Кочевница прекратила контакт? Почему?

Приблизившись ко входу в храм, я начал понимать, что имел в виду командир, говоря, что без меня ему внутрь не попасть. Вокруг храма имелся еще один, последний рубеж обороны – пси-барьер, который нагнетал стремительно нарастающее напряжение и страх. Я сразу поставил ментальный блок, а вот как спецслужбовцам удалось не обратиться сразу в бегство под таким натиском, стало ясно чуть позже: первый удар их блокираторы худо-бедно выдержали, а потом в моем присутствии интенсивность пси-барьера резко пошла на спад: похоже, мне действительно открывали проход внутрь.

Подойдя к двери, я осторожно взялся за металлическое кольцо. Несмотря на сравнительно теплую погоду, оно было прямо-таки ледяным, а еще, как мне показалось, не таким твердым, как положено быть металлу. И сама дверь… Возникло такое ощущение, что коснись я ее – и она начнет проминаться, прямо как земля поблизости от края Провала. На мгновение я почувствовал злость и даже какое-то омерзение. Это Нечто захватило и осквернило один из величайших памятников нашей культуры и православной веры. Не скажу, что я очень религиозен, скорее, меня можно назвать сочувствующим. Но это… это подпадало бы под определение кощунства, не будь Кочевница настолько чужой не только нашей стране, но и человечеству в целом. Переделывая этот храм под себя, превращая его из памятника истории и места паломничества верующих в то, что в терминологии сталкеров именуется Объектом (некое сооружение чужого разума), она не преследовала каких-то политических целей, не усматривала в этом символизма, а просто действовала так, чтобы достичь своих целей, абсолютно не заморачиваясь на то, как ее действия могут быть восприняты. Энергетика храма была столь мощной, что делала его самым подходящим строением, которое могло бы исполнять функции «якоря» (так говорил Алексей, и я теперь сам убедился в его правоте), а все остальное для аномалии просто не имело значения.

Я застыл у дверей, не решаясь открыть их. С одной стороны, мне надо было внутрь не меньше, а пожалуй, даже больше, чем фээсбэшнику, а с другой – что-то меня смущало. Помимо того, что храм этот – владение самой могучей аномалии из всех, с которыми мне доводилось сталкиваться, и притом разумной. Помимо того, что меня держат на прицеле, и того, что сейчас ночь, и вскоре из расположившихся вокруг многочисленных Провалов полезут орды Пятен. Помимо мыслей об Агнешке и «геологе»… Что-то еще, неуловимое, но тревожное. Но эманации Кочевницы и Провалов здесь забивали все, не позволяя идентифицировать причину тревоги.

Пистолет командира ткнулся мне в спину.

– Чего тянете?! – прошипел он. – Входите же!

Я взялся за второе кольцо и потянул створки на себя. Двери отворились хотя и туго, но почти бесшумно, и, переступая порог, я испытал очень неприятные ощущения: внутренности словно стянулись тугим узлом, и я едва удержал внутри съеденный еще в промзоне сухой паек. Это было явно чужое пространство, насколько, конечно, может быть чужим то, что находится на Земле и еще недавно принадлежало людям. Даже в той, замкнутой на саму себя пространственной аномалии в подвалах промзоны я не ощущал ничего подобного. Кочевница поставила мощную энергетику этого места себе на службу, и теперь оно стало враждебным людям. Находиться здесь мне было очень некомфортно, и пси-давление снова усилилось. Судя по судорожному глотательному движению фээсбэшника, в этом плане он мои чувства вполне разделял.

Молельный зал был небольшим, хотя и высоким, и довольно бедно оформленным. Кроме икон и алтаря, тут не было ничего. Только белокаменные стены с узкими окнами. Не красотой и величием привлекал этот храм тысячи паломников. Как я слышал, тут была совершенно особая аура, белая энергия в высокой концентрации, прогоняющая человеческую боль, печаль и раздражение. В этом месте (я читал отзывы) людей охватывали покой и умиротворение. Но сейчас всего этого не было и в помине. Только страх и растерянность. А белая энергия… она-то и привлекла сюда Кочевницу, превратившую храм в его полный антипод. Это место менялось чуть ли не на глазах. Такое ощущение, что Кочевница само сооружение наполнила своей сущностью. Я совсем недавно узнал, как выглядит человек, одержимый порождением Зоны. А теперь, похоже, находился внутри одержимого Кочевницей здания. Эта аномалия не находилась в храме. Она была самим храмом, стала с ним единым целым. И от одной этой мысли мне сделалось плохо. Каменные стены не стояли незыблемой твердыней, они, казалось, плыли, менялись, вибрировали, шли волнами. В моем ментальном восприятии то тут, то там из стен возникали какие-то лица, искаженные от боли, открывали немые рты и снова исчезали, стертые новой волной изменений.