можно добавлять в пасту для чистки или принимать внутрь, смешав с льняным маслом в должной пропорции.

Если ты увлекаешься подледным уженьем, то подбей на валенки бобриную шкуру — не будешь скользить и не промокнешь в самые весенние сопли.

Ну и струя. Если ты все же увлекаешься подледным ловом, смешай перетертую струю с отваренным «Геркулесом», скатай шарики — и ни один лещ мимо не прошмыгнет.

Хазин впал в некоторое оцепенение, стоял и смотрел на Маргариту Николаевну, а я на всякий случай записывал в блокнот, кто его знает.

Маргарита Николаевна рассказывала и рассказывала, я начинал постепенно погружаться в странное состояние, отмечая поверх мерцания сознания, что никогда не мог представить столько тонкостей и нюансов в применении обычного, казалось бы, зверя. Маргарита Николаевна рассказывала обстоятельно и сочно, со знанием дела перечисляя лучшие бобриные качества, эти качества казались неисчерпаемыми.

Ведь бобровый ус известен издавна. Если какой мужик пристрастен к белому, то лучше сделать так: треть наперстка жженой пробки, треть наперстка перги, треть паленого бобриного уса. Все тщательно измельчить, смешать и мужику подсуропить, главное, чтобы выпил. А если уж выпьет, то потом даже на пиво смотреть не сможет, она сама, Маргарита Николаевна, так своего первого мужа выправила, лучше тетурама, а он уж и зашивался, и кодировался, и в «Оптималь» ходил три года.

А в прошлом году в Дорофееве к женщине повадился лис-хохотун. Как вечер, так сядет под окном и неприлично тявкает, хихикает так, словно человек какой. И нет бабе никакого покоя, видит, что лис, а поближе подойти страшно: а вдруг не лис вовсе? Так без сна и жила, измучилась, исхудала. И когда невмоготу стало, эта женщина обратилась к бабушке, и вот эта бабушка ее и научила. Возьми, говорит, бобриную спину, и как лис пожалует, кинь ему со словами: «Бобра возьми, от меня отойди! Бобра забери, ко мне не ходи! Бобер твой, я не твоя!»

Когда дело дошло до лиса-хохотуна, я очнулся. Маргарита Николаевна явно была готова рассказывать еще.

— Спасибо, — оторопело сказал Хазин. — Это очень интересно.

Он взял мешок с бобром, отнес его к холодильнику и спрятал на нижнюю полку.

— Если вам чугун нужен — я принесу, — предложила Маргарита Николаевна.

— Если вас не затруднит, — сказал я. — Чугун нам пригодится.

— А сейчас нам пора! — высоким голосом проговорил Хазин.

— Да-да, мне тоже, — спохватилась Маргарита Николаевна. — Много дел, много дел…

Маргарита Николаевна поощрительно похлопала Хазина по плечу и удалилась.

— Мы опаздываем, Витя. У нас мероприятие.

В несколько восхищенном состоянии мы покинули номер.

По пути к котловану Хазин шмыгал носом и не фотографировал, вел машину несколько рассеянно. А мне казалось, что я чувствую запах бобра, хотя, если честно, я не знал, каков у него запах, не знал, но интенсивно его обонял.

Мы остановились на холме над Ингирем.

— Я тебя предупреждал, — сказал Хазин. — Эта женщина опасна. Это же энэлпэ какое-то, боевая суггестия, я словно провонял бобром…

Хазин достал платок, попытался протереть одежду, но запах, по-моему, только усилился.

— Когда бобры, какая фотосъемка? — грустно спросил Хазин.

— Надо себя заставлять, — ответил я. — Соберись, Хазин, ты теперь государев человек.

Хазин достал из бардачка бутылку минералки. Выпил.

— Я сломал ногу. Но вынужден плясать пасодобль.

Хазин собрался с духом, и мы покатились с холма, и дальше за РИКовский мост, к котловану.

Был день — из тех, что я люблю. Небо поделилось между облаками и солнцем, по земле плясали облачные тени, солнце вспыхивало в реке, с холма налетал ветер, не жарко и не холодно.

— Приехали, — сказал Хазин. — Мы приехали.

Между дорогой и котлованом была утрамбована приличная стоянка, Хазин пристроился с краю площадки, стал фотографировать котлован. Он заметно увеличился в ширину и в глубину. Синие бытовки опять отодвинулись дальше к лесу, бульдозеры, грузовики и экскаваторы копошились глубже. Съезд в котлован отсыпали торжественным красноватым гравием, горы такого же гравия возвышались у края, граничившего с Ингирем, на противоположной стороне ямы белел дюнами песок. Работа шла.

— Быстро тут все у них… Ого!

Хазин присвистнул и указал рукой. На городском берегу слева от маслозавода над шиферными крышами поднималась красно-белая мачта сотовой связи.

— За три дня подняли, — с уважением произнес Хазин. — Не в каждом большом городе есть, умеют, когда захотят.

Он достал из кармана мобильник, проверил.

— А сети пока нет…

— Думаю, к Дню города появится.

— Точно! — Хазин постучал себя по лбу. — А я и не догадался, красиво…

Я стал записывать в блокнот.

— Что пишешь, Витя?

— Адмирал Чичагин продвигал громоотводы, — объяснил я. — То есть фактически занимался безопасным использованием электрической энергии. Можно сказать…

— Не, — перебил Хазин. — Нечего натягивать бобра на грелку, это не подверстаешь. Адмирал Чичагин не был покровителем сотовой связи, тут ничего не поделаешь.

Жаль.

Но все равно гигиенист и подвижник. Отец громоотводов. Возможно, покровитель пожарных…

— Слушай, Вить, а зачем им вообще бумажный комбинат? В стране что, бумаги не хватает?

Хазин поставил широкоугольник, взял общий план.

Возле съезда в котлован дежурил новенький бульдозер. К широкой блестящей гусенице был приставлен помост со ступенями, на крыше кабины установлены мощные колонки, вокруг расставлены пластиковые кресла. В сторонке дежурили два телевизионных фургона. Из их дверей к аппаратуре протягивались кабели, самих телевизионщиков было не видно, они караулили внутри.

Хазин азартно фотографировал фургоны. Я сначала не понял зачем, потом увидел: фургоны напоминали дохлых крыс, животы были раздавлены — и из них тянулись черные кишки. Чуть поодаль телевизионных стояли машины администрации, я узнал джип Механошина, но сам мэр отсутствовал.

На штабеле бревен отдыхали рабочие в оранжевых комбинезонах и белых касках. Они сидели рядками и походили на птиц, Хазин сфотографировал и их.

— В два должны начинать, — сказал он. — Задерживаются…

— Что?

— Светлов еще не приехал, — пояснил Хазин. — Какая баня без нагана…

Показался синий пикап. Я не успел заметить откуда, то ли со стороны Нельши, то ли из-за котлована, может, со стороны льнозавода, пикап оказался рядом, возможно, выскочил из-под моста. Из-под моста, привязанные к ржавому тросу, протягивались сплавные боны, на них сидели тетки с корзинами блестящего белья, курили и барахтали в воде ногами. Я представил, как Светлов сидит в машине, смотрит на этих теток и думает.

— А вот и начальство… — Хазин поправил галстук. — Начальство, как всегда, задерживается, но, как всегда, успевает вовремя.

Светлов появился из машины, и вокруг случилось оживление. Из черного джипа тут же выскочил Механошин, из других машин другие, из телевизионных фургонов просыпались люди с микрофонами и камерами и стали делать вид, что работают.