— Люди! На помощь! — крикнула она, увидев, что на лестнице собирается толпа зевак. Никто не отозвался. Ни в чьих глазах не увидела Рысева ни сочувствия, ни осуждения — только вялое любопытство. С тем же успехом она могла звать на помощь каменные статуи.

— Обожаю девчонок с характером, — произнес Владимир Михайлович, с улыбкой рассматривая девушку. — И с фантазией, — добавил он, выслушав очередную порцию обидных слов. — Ничего, скоро ты изменишь мнение обо мне. Добро пожаловать в сказку, детка.

Дверь закрылась за ними.

Обыватели, поняв, что бесплатное шоу закончилось, побрели дальше по своим делам.

Глава 5

ТАНЕЦ РЫСИ

Только теперь, оказавшись в квартире Фролова, Лена смогла нормально рассмотреть человека, к которому попала в плен.

Первое впечатление — веселый добродушный лысый толстяк, не в меру разговорчивый и сексуально озабоченный — требовало корректировки.

Не толстяк. Объем фигуре Фролова придавал белый врачебный халат. Теперь он его снял, остался в брюках и рубашке, и эффект толстого пуза исчез. Куда уместнее было бы назвать купца «большим». Широкие плечи, мощный торс, крепкие руки. За здоровьем богач следил, это чувствовалось. И Лене это ничего хорошего не сулило. С мешком жира она бы справилась, с горой мускулов — уже вряд ли.

Не добродушный. Сбросив личину «доктора Айболита», Фролов обернулся этаким пауком-кровопийцей. На смену елейной улыбочке пришел сначала настоящий звериный оскал, а потом самодовольная ухмылка. «Ты моя, никуда не денешься», — сквозило в его взгляде.

Не болтун. Владимир Михайлович трещал, не замолкая, пока надо было отвлекать внимание Лены. Теперь надобность в этом отпала, и за десять минут бизнесмен не сказал ни слова. Только смотрел на девушку таким скользким взглядом, словно уже снял с нее всю одежду и уложил в постель.

Так что с последним Рысева угадала на все сто, да и лысина никуда не делась. В остальном же она потерпела сокрушительное фиаско.

Комната, в которой они очутились, оказалась довольно просторной — примерно восемь на десять метров. Здесь помещалась кровать, стул, на котором сидела Лена, и шикарное мягкое кресло. Трон хозяина.

Постель была разобрана, рядом на тумбочке лежал невероятно дефицитный в метро презерватив. Лена о назначении данного предмета знала, хотя они с Гришей во время своей первой и, увы, последней ночи любви презервативом не пользовались. Наличие «резинового изделия» отметало последние сомнения в серьезности намерений господина Фролова. Одно радовало Лену: он не поволок ее туда сразу же, значит, шансы спастись бегством пока оставались.

Начинать разговор владелец хором не спешил.

Сидел напротив, положив ногу на ногу, и внимательно рассматривал Лену с ног до головы. Девушка слышала от подружек, что некоторые парни смотрят на представительниц слабого пола, словно раздевая их взглядом. Владимир Михайлович глядел на нее именно так. Он оценивал ее. Но не только внешность. Купец следил за малейшими нюансами ее поведения. Попробуй она сделать резкое движение — и этот вальяжный котяра мигом обернется тигром Шерханом, в когтях которого будет бесполезным любое сопротивление. А у дверей, на всякий случай, стояли еще два шакала Табаки. Расклад получался не в пользу девушки. Но пока бросаться на нее Владимир Михайлович не спешил. Он был занят изучением «товара». Лена поежилась — в роли покупки ей выступать пока не приходилось.

Докричаться до соседей Лена больше не пыталась, с кулаками на Фролова тоже не кидалась и даже ругательства не изрыгала. Она сидела, сложив руки на груди, чтобы похитителю не видны были соски, проступающие сквозь влажную ткань, и отчаянно пыталась включить мозги. Лене оставалось надеяться только на хитрость и смекалку.

«Попалась. Попалась, как ребенок. А продал меня, естественно, сука Краснотрёп, — пришла Лена к очевидному, но, увы, запоздалому выводу. — Гори в аду, тварь!»

Усилием воли она заставила себя не думать сейчас об Антоне Казимировиче. С ним она сведет счеты потом.

— Что, так и будем молчать? — Рысева решилась сразу идти в атаку, чтобы завладеть инициативой будущего разговора. — Давайте угадаю. Вы хотите меня изнасиловать. Правильно?

Фролов усмехнулся и отрицательно покачал головой. Если бы Лена не слушала его болтовню все время пути с Чернышевской, она бы сейчас всерьез засомневалась, умеет ли вообще говорить хозяин квартиры.

— Тогда вариант «Бэ». Вы запрете меня в камере и будете насиловать каждый день много месяцев подряд. Что, опять не то? — выпалила Лена на одном дыхании. — Хорошо. По нескольку раз в день. Теперь то?

Владимир Михайлович расхохотался, даже по коленке себя шлепнул несколько раз. Его поведение окончательно сбило Рысеву с толку.

— Как это мило. Ничего, кроме изнасилования, тебе даже в голову не приходит, — произнес купец, делая охранникам знак отойти от кресла Лены. Мужики в серых куртках отступили к дверям и замерли в одинаковых позах, словно роботы.

Теперь уже Лена предпочла промолчать, лишь выразительно пожала плечами. Она втайне надеялась на лучшее, но готовилась все равно к самому худшему развитию событий.

— Нет, милая. «Насильно мил не будешь», говорят в народе. Это верно. Под угрозой смерти можно хоть принцессу соблазнить, но это же не назовешь любовью.

— А вы, значит, хотите большой и чистой любви?! — Рысева засмеялась так, что чуть не упала со стула. — Вот это да. Никогда не думала, что для этого людей надо похищать. В книжках обычно это как-то иначе описывается, хи-хи-хи.

— Я тя умоляю, — Фролов небрежно махнул рукой. — То книжки, а то жизнь. Насильно мил, повторяю, не будешь. Связывать тебя и пытать паяльником никто не будет, расслабься. Но тот же русский народ другую поговорку сочинил: «Стерпится — слюбится». Ой, как мы скривились, ё-моё. Не кривись, ты ж умная баба. Так почти все живут.

Лена внимательно следила за мимикой бизнесмена, за движениями рук, ног, головы. Пыталась проанализировать резкие изменения интонаций его речи. То ли перед ней разыгрывался какой-то глупый спектакль, то ли ее похититель был не в себе. Пока она больше склонялась ко второму варианту.

— Вы меня, конечно, извините, — произнесла она, стараясь подбирать слова предельно осторожно, — но все ваши слова с понятием «любовь» ну никак не вяжутся. И я по-прежнему не понимаю, что вам от меня нужно.

— Любовь-морковь... — нетерпеливо крикнул Владимир Михайлович, даже не дав Лене договорить. — Пустозвонство одно. А я тебе, детка, дело предлагаю. Общее хозяйство. Общий стол. Общая постель.

Лена криво усмехнулась, давая понять, что против совместной трапезы ничего не имеет, а вот третий элемент контракта ей не по душе.

— Ну-ну, размечта-алась, — набычился коммерсант. — Короче. Сейчас я в пять минут растолкую тебе, кто ты и в какую каку вляпалась.