План был прост. Она должна как можно точнее восстановить траекторию своих передвижений по кухне в ту страшную ночь, припомнить как можно больше ужасающих подробностей, чтобы выяснить, не могла ли она натолкнуться на какую-то деталь, которая послужила бы доказательством причастности Райленда Уэбба к убийству ее родителей. Даже самых незначительных воспоминаний могло оказаться достаточно, чтобы выжать из Уэбба признание.

Сделав глубокий вдох, Айрин засекла на часах время и вновь открыла дверь. Очень медленно она снова вошла в кухню. В сознании пронеслись ужасающие картины прошлого, которые она все эти годы так упорно старалась схоронить в памяти.

Айрин охватила паника. Душевная боль стала невыносимой. Невероятным усилием воли она подавила свои чувства. Надо же! А еще говорят, будто, если посмотреть своим страхам в глаза, они утратят силу, подумала Айрин.

Она не стала спешить, дала себе время оживить в памяти как можно больше подробностей того вечера, начиная с той самой минуты, когда поняла, что дверь заблокирована изнутри чем-то тяжелым, и заканчивая моментом, когда наконец нашла в себе силы набрать номер телефона службы помощи в чрезвычайных обстоятельствах.

В замешательстве и тревоге Айрин обнаружила, что запертых в склепе ее памяти картин случившегося, несмотря на их сокрушительную силу, оказалось мало.

Ничего удивительного, подумала она. Из специальной литературы по психиатрии, в великом множестве прочитанной ею за все эти годы, Айрин знала, что, человек, оказавшись в ситуации травматического события, испытывает сильное потрясение, сопровождаемое выбросом адреналина, что значительно сужает поле его внимания. Таков механизм выживания, подумала Айрин. Организм не способен переварить все, что на него наваливается в подобной ситуации, поэтому от второстепенного отключаешься и сосредоточиваешь внимание лишь на том необходимом, что нужно для выживания.

Однако, когда Айрин некоторое время спустя снова сверилась с часами, то с удивлением обнаружила, как мало времени прошло с того момента, как она увидела родителей мертвыми, до ее звонка в полицию, после чего вскоре в дверях возник Сэм Макферсон. Совсем немного, подумала она. Надо же! А тогда ей показалось, будто прошла вечность.

Айрин уставилась на кухонные стойки, пытаясь припомнить, стояла ли на них посуда, когда она в ту ночь вошла в дом. Тогда ей показалось, что стойки были пусты. Следует ли из этого заключить, что убийца появился после ужина, когда посуду уже вымыли? Или он пришел до того, как мать начала готовить еду?

Все это безнадежно пустая затея. Ничего она, стоя тут на кухне, не выяснит. Что еще она помнит о той ночи?

Тогда в мыслях у нее была полная сумятица. Ей вспомнился ужас на лице Сэма, когда тот увидел трупы. Его всего трясло, когда он вызывал Боба Торнхилла.

Но вот прибыл Торнхилл, и они с Сэмом вывели ее, совершенно бесчувственную, из дома и, усадив, как сверток, в одну из патрульных машин, накинули ей на плечи одеяло. Позже Торнхилл отвез ее к себе домой. Та ночь, по воспоминаниям Айрин, была ужасной.

Она помнила, что до рассвета просидела, сжавшись в комок, на кровати в пустой спальне Торнхиллов под непрекращавшееся тихое шипение кислородного аппарата Глэдис Торнхилл.

Как только небо над озером стало понемногу сереть, раздался телефонный звонок. Боб Торнхилл вышел из комнаты и устало спустился в прихожую к аппарату.

Айрин потерла виски, силясь припомнить остальные детали. Она знала, что каждое слово из того разговора не вспомнит. К тому же некоторые врачи предупреждали ее о том, что она может вспомнить то, чего не было на самом деле. И все же хоть что-то из этих воспоминаний обязательно окажется правдой.

«Старайся мыслить как профессиональный репортер, а не как перепуганный подросток».

До сих пор Айрин не задумывалась над тем, что ей удалось услышать тогда из телефонного разговора вполголоса Боба Торнхилла с невидимым абонентом. В первый раз Айрин попыталась восстановить разговор как можно точнее.

– …Да, сэр, она у нас. Как вы и предполагали, сэр. Она в шоке. Ни слова почти не сказала… Нет, я ее спрашивал, и можно с уверенностью сказать, что она пришла домой позже обычного, а потому, слава Богу, ничего не видела. Судя по состоянию тел, до того, как бедняжка вошла в дом через черный ход, прошло, на мой взгляд, по меньшей мере часа два, если не больше.

Последовала длинная пауза – Торнхилл слушал человека на другом конце провода.

– Сомнений в этом почти нет. Хью Стенсон обезумел, застрелил Элизабет и выстрелил в себя. Ужасная, ужасная трагедия.

Снова пауза.

– Да, сэр, – сказал Торнхилл. – Я позвонил тетке. Она будет здесь завтра.

Еще несколько сказанных тихо слов – и Торнхилл повесил трубку, после чего вернулся по коридору к своей умирающей жене.

– Кто звонил? – слабым голосом поинтересовалась Глэдис Торнхилл.

– Уэбб.

– Что ему нужно?

– Тревожится о девочке. Звонил справиться, как она.

– Это в полпятого утра-то? – удивилась Глэдис.

– Он говорит, будто только что услышал о трагедии.

– Чего он от тебя хотел, Боб?

– Я же сказал тебе, переживает из-за девочки Стенсонов. Спрашивал, не может ли он чем-нибудь помочь.

– Знаю я его. – В словах Глэдис сквозила горечь. – Рано или поздно он от тебя непременно чего-нибудь потребует. Однажды придет и заставит заплатить тебя за то, что он сейчас делает для меня, помяни мое слово.

– Попытайся уснуть.

Айрин вздрогнула. Теперь, когда ей уже многое открылось, она с уверенностью могла сказать: в ту ночь Уэбб звонил Бобу Торнхиллу убедиться, что дочь его жертв ничего не слышала и не видела из того, что могло бы бросить на него тень подозрения. Как знать, может, Торнхилл невольно спас ей жизнь, уверив Уэбба, что она появилась в доме по крайней мере спустя два часа после убийства, а сейчас пребывает в состоянии сильнейшего шока.

Айрин вышла из кухни и спустилась к берегу озера. Она ступила на старую деревянную пристань, прошла вперед и встала у самого ее края, устремив взгляд на гладь озера, как это обычно делал ее отец, когда ему нужно было что-либо серьезно обдумать.

«Знаю я его. Рано или поздно он от тебя непременно чего-нибудь потребует. Однажды придет и заставит заплатить тебя за то, что он сейчас делает для меня, помяни мое слово».

В словах Глэдис об Уэббе Айрин не давала покоя некая интимность. Конечно, Глэдис всю свою жизнь прожила вДансли и, разумеется, знала Райленда Уэбба. Однако тот был на много лет младше Глэдис Торнхилл и принадлежал к другому поколению. Странно, что она говорила о нем с таким знанием дела и с таким возмущением и обидой, как о близком человеке.

«Знаю я его».

Айрин почувствовала, как холодная дрожь пробежала по ее телу. Она все поняла.

В ту трагическую ночь она, будучи почти в бессознательном состоянии, предположила, что Торнхиллам звонил Райленд. И это казалось естественным: ведь он отец ее лучшей подруги. Он должен был справиться о ней. Но что, если звонил не он, а Виктор Уэбб?