Одна из записей (в августе 1964 года) фиксирует эсхатологическое видение. В этот день Ахматова в сопровождении друзей ехала через залитый водой Ленинград к себе на дачу в Комарово (она называла крошечный домик, который ей предоставил Союз писателей, Будкой):

На другой стороне листа Ахматова описала свой страшный сон:

В следующей записи она вернулась к впечатлениям этих дней:

Несмотря на это замечание, Ахматова говорила-таки о своем сне. Много лет спустя Анатолий Найман (молодой поэт, которому она тогда покровительствовала) опубликовал сон Ахматовой в мемуарах. Его «Рассказы об Анне Ахматовой», появившиеся в печати в 1989 году, свидетельствуют о том, что поэты рассказывали друг другу сны. Найман начинает со своего сна:

Это ли видела Ахматова во сне или нет (и было ли это в ночь на 30 августа или, как свидетельствует Найман, 30 сентября), пересказанный мемуаристом, вместе с его собственным, сон Ахматовой стал социальным фактом, исполненным исторического значения. Замечательное совпадение двух снов придало видению о конце света, состоявшемуся в 1965 году в Ленинграде, особую убедительность. Если верить Найману, оба поэта приняли свои сны за отражение современной им действительности: преддверие мировой катастрофы.

Разумеется, апокалиптические сны снились людям разных культур и разных эпох, нередко воспроизводя библейский сюжет о потопе. Так, Альбрехт Дюрер в 1525 году видел во сне, как с великой силой и чрезвычайным шумом хлынуло с неба множество вод и затопило всю землю. Проснувшись от ужаса (прежде, чем хлынул еще поток) и дрожа всем телом, он нарисовал все это и записал свой сон347.

Для Ахматовой и Наймана пережитый во сне ужас был исполнен универсальной значимости (на них низвергались «все великие реки мира»); неудивительно, что, проснувшись, они интерпретировали сны в апокалиптических терминах («сон о конце мира», «после мировой катастрофы»). При этом для людей советской эпохи общие для человечества чувства и символы получали вторичную мотивировку в конкретных реалиях их исторического опыта; так, потоп имел особое значение для жителей Петербурга и читателей Пушкина, а образ «ленинградского» потолка, набухающего кровью, переживался в разговоре Ахматовой и Наймана как эхо ленинградского террора. Общая символика снов объединяла спящих и в огромное сообщество страждущего человечества, связанное библейскими ассоциациями, и в исторические сообщества локального характера, для членов которого общие символы имели и местное значение.

***

История Анатолия Наймана и Анны Ахматовой – не единственный случай обмена апокалиптическими снами в сообществе русских писателей. Другой пример также связан с Ахматовой. В ее записных книжках находится сжатая запись о сне другого человека: «Письмо. (Сон В Иванова. 28 июня 1963. Перед смертью)»348. (На той же странице записано стихотворение «Из Кафки», известное под названием «Подражание Кафке».) Эту запись можно пояснить, обратившись к другим документам этого круга. Ахматова узнала о сне писателя Всеволода Вячеславовича Иванова (1895–1963) из письма (в августе 1963 года) его сына, известного ученого Вячеслава Всеволодовича Иванова (1929–2017). В своих воспоминаниях «Беседы с Анной Ахматовой» (1991) Вяч. Вс. Иванов изложил эту историю: