Грузовой корабль, несмотря на солидную тяжеловесность, тем не менее обладал превосходными мореходными качествами, чему способствовал дополнительный парус. Судно явно было недогружено, а по палубе, изнывая от скуки, слонялись вооружённые гоплиты. Они с тревогой посматривали по сторонам и дружно игнорировали сытные обеды, предлагаемые корабельным поваром. Похоже, морское путешествие они предпринимали впервые, подтверждением чему служили их бледные лица и неуверенная походка.

Не лучше чувствовали себя и пассажиры судна, укрывшиеся в достаточно обширной палатке на корме. Они покидали её только ночью, чтобы подышать свежим воздухом. Такая таинственность вызывала любопытство команды, но хозяин судна, смуглый, диковатого вида мужчина лет пятидесяти, купец из Фасиса[253], решительно пресёк всяческие расспросы и попытки познакомиться с пассажирами поближе под страхом жестокого наказания. В палатку имели право входить только кибернет и он сам.

Сатархи наткнулись на караван около полудня на вторые сутки плавания в открытом море. С дикими воплями пираты, не мудрствуя лукаво, сразу же пошли на абордаж грузового судна. Их радость была понятна — они с трудом верили в возможность удачной охоты в такое позднее время года, и только непреклонная воля вождя заставила морских разбойников смириться с заведомо, как им казалось, пустой тратой времени и сил.

Но если гоплиты были моряками никудышными, то в бою они чувствовали себя, как рыба в воде. Сомкнувшись в железный кулак, ощетинившись короткими копьями, воины Понта вмиг разметали нестройные толпы орущих сатархов. Будь на месте пиратов кто-нибудь иной, единственным выходом казалось только поспешное отступление. Однако не зря сатархи отличались невероятной цепкостью в сражениях и большими познаниями в мореходном искусстве. По команде вождя они обрубили абордажные крюки и их биремы дружно отвалили от бортов грузовоза. Но не успели понтийцы с облегчением вздохнуть, как, совершив немыслимый по скорости и красоте манёвр, суда пиратов взяли грузовое судно в клещи и вогнали в борта острозубые тараны. Едва раздался треск ломающихся досок, сатархи метнули длинные арканы с многочисленными крючьями, чтобы запутать снасти на корабле противника, лишить его возможности передвигаться в нужном направлении. Теперь три корабля составляли единое целое, и для их команд было только два выхода из создавшейся ситуации — победить или умереть.

Тем временем в бой вступила и бирема понтийцев. Ей противостоял самый тихоходный корабль сатархов, патриарх эскадры, с облупившейся краской на бортах и латанным-перелатанным парусом. Но биремарх[254] понтийцев зря понадеялся на добротность своего судна и преимущество в скорости. Судном сатархов управлял старый, видавший виды, как и его корабль, пират, седобородый, весь в шрамах великан. Он только криво ухмыльнулся, когда бирема понтийцев показала ему корму — биремарх противника пытался увести за собой судно пиратов с поля боя, чтобы на морском просторе доказать своё явное превосходство в быстроте и маневренности.

Великан-сатарх что-то прокричал, и один из пиратов подал ему канат с крюком-«кошкой». Раскрутив над головой крюк, старый пират с яростным воплем метнул его в сторону быстро удаляющейся биремы понтийцев. И достал: остро заточенные лапы впились в кормовой акростоль в виде рыбьего хвоста и канат натянулся, как струна. Вскричав от радости, пираты схватились за свободный конец и начали тянуть его изо всех сил. Вскоре корабли сблизились настолько, что можно было видеть даже выражения лиц команды понтийской биремы, напуганной таким неприятным поворотом событий.

Глядя, как новые абордажные крюки замелькали в воздухе, биремарх только скрипнул зубами. Это был отважный воин, не очень опытный в морском деле, но хладнокровный и решительный. Нимало не колеблясь, он с удивительным спокойствием начал зажигать фитили, торчащие из сосудов с «греческим огнём». И когда оба судна сцепились намертво и пираты ринулись на абордаж, биремарх стал размеренно швырять свои грозные снаряды на палубу биремы сатархов.

Увлечённый боем сатарх-великан заметил опасность чересчур поздно, когда огонь уже широко разлился по сухим, чисто выскобленным доскам помостов и начал лизать недавно просмолённые борта понтийской биремы. В отчаянии, отбив нападение одного из гоплитов, он ринулся к борту и начал рубить связывающие суда канаты. Но биремарх, глядя на его усилия, презрительно засмеялся и оставшиеся два сосуда разбил о палубу своей биремы. Он знал, что от сатархов пощады не дождаться, а потому решил умереть, как подобает воину.

Вскоре оба судна пылали, как факелы. И сатархи и понтийцы прыгали в воду, спасаясь от огня, но души их были смущены — продержаться в холодной воде до прихода подмоги они не чаяли. Тем более, что бой между биремами сатархов и грузовозом ещё продолжался.

А где же посыльное судно? Ускользнув от нападения, крохотная унирема отошла на безопасное расстояние и теперь медленно удалялась в сторону понтийских берегов, готовая в любой момент поднять парус и скрыться в морских далях. Угрюмые моряки старательно избегали смотреть друг друга в глаза, а командир униремы, пристально наблюдая за сражением, утешал себя крепким ругательствами и не менее крепким вином. Его первоначальный испуг уже прошёл, и теперь он мучительно искал оправдания своей трусости.

Тем временем кровавая схватка на палубе грузового судна близилась к завершению. Поредевший отряд гоплитов с трудом сдерживал ревущих пиратов. В воздухе густо роились стрелы, с сухим треском ломались копья, бряцали мечи, слышались предсмертные вопли и хрипы противников. Над кораблями с радостными криками летали буревестники, эти грифы морей, в предвкушении богатой поживы.

Вместе с гоплитами дрались и пассажиры торгового судна, два грозных воина, закованных в броню. Их мечи не знали устали, сея смерть и увечья. Спиной к спине, в полном безмолвии и с опушёнными забралами шлемов, воины сражались, как одержимые.

Это были Митридат и его слуга Гордий. Ускользнув в Трапезунте от вездесущих ищеек Оронта, они ночью пробрались на торговое судно, с хозяином которого было уговорено, что он доставит таинственных пассажиров в Патикапей без лишних расспросов. Диофант позаботился и об охране царевича, но, к сожалению, наварх понтийского флота не числился в приверженцах Митридата, а потому пришлось довольствоваться лишь судами, мало приспособленными к подобному роду занятий.

Вождь сатархов был хитёр и проницателен. Он сразу заметил, что корабль недогружен, а значит расчёт на богатую добычу оказался скоропалительным. Его взгляд прояснился только тогда, когда на глаза ему попались Митридат и Гордий. Их очень дорогие и редкие даже по тем временам панцири подсказали сатарху, что перед ним люди достаточно состоятельные, чтобы оплатить немалые деньги за свою свободу.

— Хей! — его громовой возглас перекрыл шум битвы, привлекая внимание пиратов. — Взять живыми! — проорал он, указывая на окружённых воинов.