– По крайней мере, покажи, что за дверь, – велела она. – Не нравится мне мысль, что Шестой дом получит от моего все возможное.

– Многие назвали бы это выгодной сделкой, – заметил Секстус, чей стул придержала для него верная Камилла, – но я тебе должен, потому что ты выступила за нас, когда Третий дом бросил вызов. Мы бы, конечно, выиграли, но отдали бы за победу больше, чем мне хотелось отдавать. Пойдем, нас ждут безжалостные факты.

И все потащились за фактами. Когда Шестой дом закрывал двери, оказалось, что помимо защитных чар Протесилая они использовали пять замков, а заодно укрепили дверь так, чтобы ее невозможно было снести с петель. Звуки, с которыми Камилла задвигала засовы, были приятнее оркестра. Двое некромантов шли впереди – в длинных рясах они походили на мрачных серых птиц, а Гидеон и Камилла следовали позади, отстав на положенные полшага. Камилла из Шестого дома шла, расправив плечи. Прямая темная челка мотнулась вбок, когда она повернулась к Гидеон, очень быстро, бесстрастно, но Гидеон хватило.

– Спроси, как я, и я заору, – предупредила она.

– Как ты? – спросила Камилла, редкостная зануда.

– Ладно, ты поймала меня на блефе, и я возмущена, – согласилась Гидеон. – Итак. Чем ты на самом деле пользуешься, когда не делаешь вид, будто рапира – твое любимое оружие? Два коротких меча одинаковой длины или меч и дубинка?

Настороженные глаза превратились в узкие, обведенные черным щелочки.

– Где я прокололась? – спросила она наконец.

– Ты выхватила одновременно рапиру и кинжал. А еще ты амбидекстр. Ты двигаешься так, будто оба твоих клинка изогнуты. А еще у тебя на кровати валяется шесть мечей и дубинка.

– Надо было прибраться, – кивнула Камилла. – Два обоюдоострых меча.

– Но почему? Я хочу сказать, что это круто, но почему?

Вторая девушка осторожно потерла локоть, размяла пальцы, будто проверяя, не отдается ли в них боль. Кажется, она что-то обдумывала, а потом пришла к внезапному выводу:

– Я подала заявку на место первого рыцаря Стража в двенадцать лет. Получила одобрение. Мы изучали данные об оружии. Решили, что два меча более… универсальны. Я умею обращаться с рапирой, – тут она себя недооценивала, – но в настоящем бою я предпочту два меча.

Прежде чем Гидеон начала всерьез обдумывать неприятную мысль о том, что до настоящего боя еще не дошло, Камилла ткнула ее локтем:

– Почему ты ведешь себя так, будто вы в ссоре?

– Нееет, – ответила Гидеон, – спасииибо.

– Вы же не поссорились, – еще тычок, – ты это сразу бы заметила.

– Ты не… не знаю! Скажи ему, короче, что если он хочет, чтобы я представила его Дульсинее, я могу? Скажи, что я не собираюсь мешать его стремным попыткам.

– Последнее, в чем нуждается Страж, – это знакомство с госпожой Септимус.

– Тогда пусть он перестанет вести себя так, будто он знает всехние чувства из книг, причем давно. Это было бы ужасно мило.

Ничего не ответив, Камилла шагнула за спину своему адепту, который остановился перед большой картиной в позолоченной раме: позолота побурела везде, где не почернела, а картина до того выцвела, что походила на пятно от пролитого кофе. Странная была картинка: пыльная скала, расколотая огромным ущельем в центре, и река цвета сепии, текущая в никуда где-то внизу картины.

– Это я давно заметила, – сказала Харроу.

– Посмотрим еще раз.

Паламед и Камилла уперлись плечами в углы картины и сняли ее с невидимого кронштейна. Она оказалась очень легкой и не слишком-то хорошо скрывала огромную ликторскую дверь с черными колоннами, резными рогатыми черепами, мрачным камнем и зловещими изображениями. Короче, во всех отношениях она ничем не отличалась от прочих виденных Гидеон дверей. Но Харроу задержала дыхание.

Она подошла к замку, и только тут Гидеон поняла, в чем дело: замок заполняла твердая серая масса вроде штукатурки или цемента. Кто-то как следует потрудился над скважиной. Часть штукатурки была обколота и покрыта длинными царапинами, но в остальном она казалась очень прочной. Легкого способа пробраться через нее явно не существовало.

– Шестой, – сказала ее некромантка, – в день, когда мы прибыли в дом Ханаанский, она была совсем в другом состоянии.

– Я все еще не могу поверить, что ты в первую же ночь переписала все двери, – Паламед сухо улыбнулся, – и что я этого не сделал. Я не могу сказать, когда замок был запечатан. Кажется, я теряю хватку.

Харроу зубами сдирала перчатку и разминала длинные нервные пальцы, как делают хирурги. Поднесла подушечку большого пальца к замку и нахмурилась так, что между бровями карандаш бы удержался. Выругалась шепотом, бросила перчатки Гидеон, которая аккуратно их поймала, сжала серую массу между пальцами.

– Это регенерирующий пепел, – сказала она.

– Вечная кость, существование которой считается невозможным…

– То же самое, что у конструкта.

– То есть…

– Тот, кто это сделал, должен обладать навыками, сравнимыми с навыками автора конструкта, – пояснила Харроу, – чтобы это снять, нужно больше сил, чем есть у большинства костяных магов… вместе взятых.

– Я привел тебя сюда, не чтобы ты его сняла, – сказал Секстус, – я только хотел подтверждения и получил его, большое спасибо.

– Простите. Я не говорила, что не могу это снять.

Бровь взлетела над оправой очков:

– Ты думаешь…

Ответила ему прежняя Харрохак, та, что ходила по пыльным коридорам Девятого дома, как по гладким шелковым коврам.

– Секстус, – мягко сказала она, – меня смущает, что ты этого сделать не способен.

Она положила ладонь на кучку костяной материи, залившей замок. Отняла ладонь – и масса, похожая то ли на жвачку, то ли на клей, потянулась за ней, дико вибрируя там, где она продолжала соприкасаться с замком. На виске Харроу выступил пот.

Паламед Секстус задержал дыхание – и тут масса отщелкнулась обратно, как гибкий пластик, и слиплась мрачным неподвижным комком. Харроу попробовала еще. Ее пальцы нетерпеливо шевелились, она отвернулась и закрыла глаза. На этот раз она вытянула пепел примерно на длину ладони – а потом он отдернулся, снова слипся, устроился на прежнем месте. Она попробовала снова, и снова, и снова.

Краска на лбу Харроу блестела от пота и стекала вниз серовато-розовыми струйками, вокруг ноздрей появились красноватые кольца. Сама не осознавая, что делает, Гидеон встала сбоку от нее, закрывая Харроу от бесстрастного взгляда Секстуса, закатывая длинные черные рукава плаща и открывая рот – без участия мозга.

– Подзарядись, – прошептала она.

Это были первые слова, которые она сказала после того, как Харроу вышла из покоев Шестого дома, напряженная, полная презрительного разочарования, похожая на возмущенную черную ворону. Адептка открыла один мрачный черный глаз.