А их всего двадцать шесть.

Шеманихин уже вооружился сканером.

– Так, Паша… Готов?

– Сейчас.

Павел вешал на пояс приборы и крепил датчики.

– Чем там у нас Рой обыкновенно пользуется? – вкрадчиво поинтересовался Шеманихин.

– Экзаменуешь? Сегментными полуперепончатыми шлюзами. Квазиорганическими обычно.

Павла трудно было поймать на незнании азов.

– И что из этого следует? – хитро справился Шеманихин.

– Что ты лентяй, – добродушно буркнул Павел. – Пошли обнюхивать…

Собственно, из этого следовало, что одно из немногих мест на поверхности этой с виду совершенно одинаковой с любой стороны сферы будет обладать несколько иной структурой. На «скорлупе» имеются датчики, излучатели, некоторое количество малых шлюзов и портов. И как минимум два больших шлюза: пассажирский и грузовой.

Вообще-то Павел сначала не понимал – зачем грузовой отсек на скауте? Разведчик должен быть маленьким, юрким, и не должен иметь на борту ничего лишнего. Но Рой есть Рой – то, что земляне сначала приняли за грузовой отсек, на поверку оказалось камерой для младшей матки и ее обслуги. Стационарный грузовой антиграв на самом деле являлся залогом нормальной работы хрупкого организма матки. В рубке управлялся оператор – похожая на паука особь Роя, сама по себе совершенно безмозглая. И, разумеется, связанная с маткой. Не телепатически, как-то иначе. Что-то из области ферментного обмена, феромонов и быстрой биохимии.

На подобных скаутах трижды регистрировался экипаж из матки, оператора и двух малых рабочих. Однажды рабочих было трое, а в рубке с оператором обнаружилась еще одна особь Роя, специализацию которой установить не удалось. Склонялись к мысли, что это нечто вроде живого ретранслятора, дубляж корабельных систем связи. Но земные эксперты могли и ошибаться.

Четыре раза – всего четыре раза за двести лет в Союзе людям предоставилась возможность мельком взглянуть на скауты Роя.

То, что люди называли грузовым шлюзом, на самом деле являлось просто основным шлюзом скаута. А то, что по привычке именовали пассажирским – было резервным шлюзом для обслуги. Но привычную терминологию ксенотехники, изучающие в том числе и Рой, решили не менять. Знающий – знает, а остальным все равно.

За десять минут Шеманихин и Неклюдов наскоро обследовали поверхность сферы, изредка поворачивая ее в невидимых лапах гравизахвата. Лейтенант Хардуэй транслировал команды техникам крейсера кратко и толково.

– Здесь и здесь, – наконец пришли к единодушному мнению ксенотехники. – Это грузовой, это пассажирский.

Некоторое время ушло на пометку найденных шлюзов – оказалось, что тривиальный мел не оставляет на поверхности сферы ни малейшего следа. А уж о том, что скорлупа скаута не царапается, не смачивается, и еще целая куча «не» – любой догадывался и сам.

Пришлось зафиксировать скаут в гравизахваты и метить пол трюма напротив шлюзов.

– Теперь запоры…

Любой шлюз управлялся автономной сервомышцей – мотором это устройство земные инженеры в свое время назвать не рискнули. Мышца подчинялась сигналам – либо внутренним, с панели управления шлюзом или с центрального капитанского пульта; либо внешним – с парольного датчика или дистанционного устройства.

Панелью управления шлюзом Шеманихин и Павел Неклюдов воспользоваться не могли. Равно как и капитанским пультом. В силу того, что находились вне корабля. Оставалось одно – обмануть внешний датчик, наверняка запароленный на уровне биоматрицы владельца. Владелец (а точнее – то, что от него осталось после залпа), если верить военным, также находился внутри скаута. Следовательно, его матрица была недоступна.

Почти сорок минут Шеманихин и Неклюдов колдовали над скорлупой, выслеживая нерв, которым управлялась сервомышца. Еще полчаса потратили на то, чтобы к нему подключиться, призвав на помощь физиков и специалиста по субатомному сканированию и диффузным внедрениям.

Когда микропроцессор мышцы выдал код неверного сигнала и иллюзорная голографическая стрелка универсального измерительного прибора заметно колыхнулась, Шеманихин провозгласил: «Фу! Полдела!»

И потребовал полную мощность многопотокового монстра, которого военные реквизировали у спасателей, в течение как минимум двух часов.

Прибор регистрировал возврат неверного кода сто семьдесят две с чем-то тысячи раз в секунду. Стрелка, понятно, это не отображала – подобное выходило за возможности человеческого глаза. Стрелка просто застыла в пиковой точке.

– Лейтенант! – обратился Шеманихин к Хардуэю. – Какой компьютер смонтирован на крейсере? Головной, я имею в виду.

– «Черный коралл», работы свайгов. Послабей, конечно, чем этот… – он кивнул на безмолвно трудящийся купол. – Но все же.

– Если дадите его мощность, управимся быстрее. Запроси капитана.

Хардуэй без колебаний подался к микрофону-бусине за терминальной клавиатурой. Говорил он по-английски, быстро и неразборчиво. Наконец обернулся к Шеманихину.

– Вообще-то идут расчеты очередной пульсации. Но большую часть мощности капитан согласился дать. Причем, он снимает боевую блокировку, а это почти удвоение по сравнению с обычным режимом. Линкуйтесь. Прямо по шине, вам дают судо-доступ.

– Спасибо, что не рутовый, – проворчал Шеманихин усаживаясь за клавиатуру ближайшего терминала и открывая рабочую консоль. – Я бы этого явно не пережил…

Павел усмехнулся. Дай Шеманихину рутовый доступ – и он бы точно уронил всю корабельную систему. И исчез бы за барьером без следов и надежды на возвращение еще один крейсер земной доминанты…

Визуально после подключения к расчетам корабельного компьютера ничего не изменилось. Минуты истекали и исчезали в энтропийном потоке.

Павел контролировал отсев ошибочных вариантов, и отсекал заведомо неверные массивы кодов – их можно было прогнозировать на основе уже имеющихся результатов. Вскоре пришлось к этому же припрячь двух биологов-генетиков, потому что Павел перестал успевать – массивы разрастались на глазах.

Он не заметил, как промелькнуло больше двух часов.

В какой-то момент времени терминал коротко пискнул и высветил в головной куб-экран зеленую метку. В матовом боку корабля, похожем на каплю запыленной ртути, возникло что-то вроде небольшой воронки, которая сразу же затянулась.

– Есть! – азартно выкрикнул Шеманихин. – Паша, крути назад и вычленяй!

– Кручу! – пальцы Неклюдова лихорадочно плясали по клавиатуре. Пользоваться бионасадками он не любил: чуть отвлечешься, и команды начинают расплываться, комп озадачивается и принимается все время переспрашивать… С клавиатуры как-то привычнее и надежнее, хотя и медленнее.

Довольно быстро Павел отыскал нужный код. Вряд ли он стопроцентно отражал сматрицированный пароль астронавта-перевертыша, но управление сервомышцей на него реагировало, а это главное.