«Он не подошел. Он сохранялся только в определенных условиях, и… — она скривилась. — Из мервого нельзя собрать живое. Он все равно был бы временным вместилищем».

— Поэтому вы его выбросили. Сколько в нем частей?

«Девять. Но я не успела его закончить, — женщина схватила Бреннона за руку. — Но он не подходил, понимаете?! Это была временная мера, а девушка! Девушка! Она… Она умеет такое, и я решила, что она сможет… она переживет, потому что… если у нее есть эти способности, она… — женщина опустила глаза. — Такая же, как я. Пережила то же самое. А потому сможет…»

— Вселение, — чуть слышно пробормотал Редферн. — Она думала, что Маргарет перенесет вселение.

«И она похожа! — женщина умоляюще уставилась на комиссара, вцепившись ему в руку. — Она так похожа!»

— На кого? — спросил Бреннон, хотя уже понял все.

«На нее, — женщина судорожно вздохнула. — Она была одна, единственная из всех! Остальные умерли, потому что я не могла… — она обвела жестом свое тело. — Я не могла…»

— Выносить?

Она закрыла глаза и кивнула.

— Сколько ей было лет?

«Шестнадцать…» — прошелестело в голове Натана. Рука пиромана сжалась в кулак.

— Она ехала с вами в поезде?

Женщина кивнула.

— Куда?

«В столицу. Там мы должны были сесть на корабль и отбыть на медицинскую конференцию в Нансей, это в Местрии».

— Ваш муж был врачом?

«Да».

— Как ее звали?

«Ноэль», — после долгой паузы услышал он, и перед ним вдруг мелькнул отчетливый образ. Комиссар на секунду прикрыл глаза.

— А вас?

Она не ответила, отвернулась к окну, словно хотела отгородиться от них.

— Как вас зовут? — повторил Бреннон. — Или звали до эдмурского поезда?

«Полина Дефо».

— Что бы вы стали делать, если бы вам удалось забрать мисс Шеридан?

«Я бы сохранила ее! — женщина вскинула взгляд на комиссара. — Я бы оставила ее в каком–нибудь подходящем вместилище и нашла бы ей тело. Я бы вернула ее…»

— Вернули бы родителям их дочь в чужом мертвом теле?

Она закусила губу.

«Но я же согласилась на такое. И они были бы согласились! И вы бы тоже! Любой согласится на все, чтобы вернуть единственную… единственного… единственную из всех… — женщина дернула рукой в ремне. — Господи, она же была единственной из всех!»

— Из скольких?

«Из семерых, — прошелестела она. Бреннон слабо вздрогнул. — И я бы вернула им ее, я бы нашла тело…»

— А остальные?

Она непонимающе уставилась на комиссара.

— Остальные девятеро? — спросил он. — Еще девятеро девушек? Их бы вы вернули?

Женщина судорожно вздохнула и отвела глаза.

«Нет. Они должны были умереть, чтобы я могла взять их части. Но я выбирала не единственных. Я бы никогда не выбрала единственного!»

Бреннон задумчиво кивнул и встал.

— Усыпляйте, — сказал он Редферну. Тот поднял на комиссара вспыхнувшие глаза, и Натан быстро добавил: — Не насмерть.

Женщина дернулась в ремнях:

«Но я бы вернула им девушку! Я бы вернула ее! Клянусь, я бы вернула!»

— А остальных нет, — заключил Бреннон. — Видимо, даже не собирались.

«Но я должна была! Ради Ноэль! Я должна…»

Редферн полил платок красноватым зельем из флакона и прижал к лицу женщины. Голос в голове Натана захлебнулся в низком гуле и стих. Пироман постоял над ней и переместил ладонь на ее горло. Бреннон коснулся его плеча:

— Идем. Здесь закончили.

Они вышли из спящей зачарованным сном больницы. Бреннон отдал свою маску дежурящему на крыльце сержанту, объяснил, что случилось, и велел открыть все окна в здании. Редферн молча стоял рядом, опустив глаза, и только время от времени поглядывал на комиссара. Натан каждый раз чувствовал его пронизывающий, пристальный взгляд — будто пироман касался его рукой. Раздав распоряжения, комиссар зашагал к воротам больницы, погруженный в мысли об этой женщине, и не сразу понял, что Редферн идет за ним.

— Вам чего? — беззлобно спросил Бреннон, ощутив наконец слабую благодарность. Пироман уставился ему в лицо, и взгляд его стал удивленным, и напряженным, и растерянным.

— Как вы это делаете? — спросил Редферн.

— Что? — Бреннон направился к департаменту: дела не ждали.

— Вот это, — пироман не отставал и все порывался глядеть в лицо Натану на ходу. — Что вы с ней сделали? Почему она вам все рассказала?

— Это называется допрос подозреваемой.

— Это не допрос! — воскликнул Редферн. — Я знаю, что такое допрос, меня допрашивали, и я допрашивал!

— Могу представить, — хмыкнул Бреннон. — А ну говори правду, не то пальцы отрежу.

К его изумлению, пироман покраснел. Ну, не то что бы как помидор — на скулах выступили бледно–красные полосы.

— А как еще? — с досадой сказал он. — Если надо добиться признания?

— Мне не надо добиться признания. Мне надо, чтоб правду рассказывали. А когда человек говорит, он проговаривается.

— И вы с ними говорите? — недоверчиво спросил Редферн.

— А то ж.

— Вы со всеми беседуете, как с этой?

— Зачем? С каждым по–своему.

— Но она хотела убить Маргарет! Убила девять девушек! А может, черт знает, сколько еще!

— Я знаю, — спокойно сказал Бреннон. — А еще я знаю, почему. Чуете разницу? Знать, что кто–то убил, и знать, почему — в этом разница. Вам достаточно знать кто, и вы тут же раскладываете костерок. А мне надо знать почему, чтобы доложить в суде.

— В суде! — с глубочайшим презрением фыркнул пироман.

— Это называется правосудие. Равное для всех. Уловили?

Какое–то время пироман молча шел рядом, потупив взгляд — думал. Бреннон аж чуял, как у него в башке колесики вертятся.

— Но она не получит равного правосудия, — неожиданно сказал наставник Пегги и поднял глаза на комиссара. — Вы же понимаете, что ее никогда не осудят за то, что она некромантка, собрала некроморфа и хотела вырвать из тела Маргарет душу, дабы вселить на ее место свою дочь. Вам просто не поверят.

Комиссар замедлил шаг. Вот оно что! Вот что значит «вселение», о котором он уже собирался спрашивать Лонгсдейла.

— Ее осудят за девять убийств и похищение и повесят.

Пироман схватил его за плечо, и Бреннон чуть не отпрыгнул.

— Вам этого довольно? — спросил Редферн; комиссар невольно вздрогнул от этого взгляда — жгучего, сосредоточенного: казалось, что пироман пытается заглянуть ему прямо в душу.