– А ты считаешь, что я должен был нарушить королевский приказ? Подставить голову под топор? Нет уж, если хочешь предъявлять претензии, предъявляй их в том, что зависит от меня! Я плохо с тобой обращался? – продолжил он, едва успев перевести дыхание. – Обижал тебя, оскорблял, был груб? Может быть, посягал на твою честь, пытался воспользоваться ситуацией?

– А мог бы! – брякнула я и осеклась, сообразив, что именно сказала.

– А если хочешь знать, соблазн был велик! – выпалил между тем Ирвин, не успев отреагировать на мой ответ.

Потом замолчал и замер, когда до него дошел смысл сорвавшихся с моего языка слов.

– Ну все! – угрожающе заявил он.

После чего решительно обнял меня и поцеловал в губы.

Поцелуй вышел долгим. Ирвин словно не намерен был меня выпускать. Или как минимум намеревался завоевать меня в достаточной степени прежде, чем дать хотя бы минимальную свободу.

Что делать? В голове успело проскочить немало вариантов. Можно было влепить ему пощечину, как тому офицеру. Или закричать, призывая на помощь. Если сюда сбегутся слуги, он меня отпустит. Или обойтись без посторонних, самостоятельно разбив о его голову какой-нибудь предмет. Или…

Дальше додумывать я не стала. Вместо этого обвила руками шею Ирвина и, немного откинув голову назад, стала целовать его в ответ. Чуть более мягко, чем это делал он, предоставляя ему по-прежнему проявлять инициативу. Позволила охватившим мое тело ощущениям взять верх и послала голос разума ко всем чертям.

Наконец, видимо сочтя, что больше я уже никуда не денусь, Ирвин чуть отстранился, взял меня за руку и потянул к кровати. А я пошла.

«Глупая, он же тъёрн! – говорил внутренний голос. – Сейчас он и действует как тъёрн, с тем самым напором, с мнимой страстью. Приручает тебя, как маленького глупого щенка, чтобы в нужный момент ты оказалась у него под рукой».

«Ну и плевать, пускай будет тъёрн! – отвечал другой голос, тоже внутренний (ну не наружный же!). – В конце-то концов Винсент прав: я знаю, что в эту ночь Ирвин безопасен. Когда дойдет до смены фазы, тогда и буду думать. И вообще, должна же Охотница знать сферу, которой занимается, по-настоящему досконально!»

Да, по-хорошему к происходящему следовало отнестись серьезнее. Но я все это время поступала серьезно и ответственно в том, что касалось развития моих отношений с Ирвином, и мне наконец осточертело. Я хотела в кои-то веки жить, не задумываясь о последствиях.

Я сама легла на кровать и предоставила Ирвину возможность беспрепятственно снять с меня одежду. И погрузилась в другую реальность. Ту, где мороз пробегает по коже, а спустя мгновение к щекам приливает жар. Где губы изгибаются не то в улыбке, не то в гримасе боли. Где глаза закрываются не для того, чтобы отгородиться от происходящего, а наоборот, чтобы ничего не пропустить.

Я запрокинула голову, чувствуя на щеке теплое и прерывистое дыхание Ирвина. Вцепилась в его плечи наподобие утопающего, хватающегося за спасительную ветку. С наслаждением прижималась к его телу, позволяя ему получить все то, чего он хотел. Получая все то, чего хотела сама.

Когда Ирвин, снова поцеловав меня в губы, лег на спину рядом, я перевернулась на бок и уткнулась ему в плечо. Сейчас мне хотелось только одного – чтобы он оставался рядом. Чтобы я могла вот так же лежать, чувствуя его тепло, его силу и его поддержку. Мне так плохо было одной, так неуютно и так страшно. Мне казалось, что весь мир от меня отвернулся. «Просто оставайся здесь со мной рядом, мне больше ничего от тебя не нужно. Просто не уходи».

Но он ушел. Я было задремала, но проснулась от того, что он встал с кровати. Сквозь опущенные ресницы я наблюдала за тем, как он одевается – спокойно, быстро, по-деловому, хоть и стараясь при этом двигаться тихо. Бросил короткий взгляд на свое отражение в зеркале и вышел за дверь.

Я спряталась под одеялом с головой, чувствуя, как румянец покрывает щеки. Спокойно. Не надо делать поспешных выводов. Мало ли почему он ушел. У него могут быть дела.

Но уговаривать себя не имело смысла. Я отлично понимала, что никаких дел на ночь глядя у Ирвина нет. Он ушел потому, что не могло быть по-другому. Потому что у него не было никаких причин оставаться. Он получил все, что хотел. Потому что я повела себя как круглая дура. И, что самое обидное, сама прекрасно это понимала.

Я свернулась под одеялом калачиком, обхватила руками колени, сжалась в комок. Завтра он снова придет за очередной подпиткой. Скорее всего. А послезавтра – за еще одной подпиткой, куда более серьезной. В сущности, сегодняшний вечер – это для него так, развлечение. Игра кошки с мышью. Но мышь – та хотя бы пытается спастись, а я… Что же теперь делать-то? Как себя вести? Как быть дальше? Создательница, мне ведь не с кем даже поговорить! Не с кем посоветоваться, не говоря уж о том, что не у кого попросить помощи. Куда пропали Винсент, Дилан, Джен? Где они все?

На глаза навернулись слезы. Я зажмурилась, силясь их остановить. Слезами горю не поможешь. А чем поможешь, будем разбираться завтра.

Наутро я еще лежала в постели, когда в комнату вошла Эмилия. Бойко пожелав мне доброго утра, она поставила на столик поднос с завтраком, а затем раздвинула гардины. Я откинула одеяло и встала с кровати, поймав на себе быстрый взгляд служанки. Этот взгляд был далеко не последним. Умывшись и приступив к завтраку, я успела не один раз заметить плохо скрываемую улыбку у нее на лице. Я внутренне подобралась, чувствуя, как на щеках снова начинает играть румянец. В конце-то концов, почему я так дергаюсь? С каких пор для меня стало иметь значение, что болтают слуги? Конечно, весть о том, что хозяин и арестантка провели время наедине, с ходу облетела дом. Конечно, ни о чем другом здесь сегодня не сплетничают. И ясное дело, что слуги отождествляют себя со своим хозяином и соответственно весьма довольны ситуацией…

Рука дрогнула, и ложка со звоном упала на пол. Я наклонилась, чтобы ее поднять, но Эмилия успела первой. Ложку мне не вернула, заменила на другую. Я пожала плечами: мне было все равно.

– Вам что-нибудь еще нужно, леди Стелла? – спросила Эмилия.

– Нет, спасибо, – ответила я.

По ее лицу снова пробежала эта чертова улыбка. Еще немного – и я чем-нибудь в нее запущу.

– Мой муж едет сегодня на ярмарку, – как ни в чем не бывало продолжила служанка. – Может быть, вам нужно что-нибудь купить?

Муж Эмилии тоже служил в этом доме.

– Нет, не нужно, – холодно откликнулась я.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Уходить она не спешила, будто хотела чем-то со мной поделиться. И снова эта улыбка…

Я с громким стуком поставила чашку на блюдце.

– Эмилия, – резко произнесла я, – если вы хотите что-то мне сказать, то, будьте добры, говорите.

Служанка огляделась, будто боялась, что нас кто-нибудь услышит, и заговорщицки склонилась к моему уху.