Все слышали, как он смачно плевал, а потом разражался грубым хохотом, прежде чем передать вниз первую оловянную кружку.

Каждую кружку нужно было передать вдоль всего ряда пленных, и они неловко брали ее скованными руками… а когда одну разлили, заменить ее было нечем.

– Только по кружке для каждого джентльмена! Двадцать шесть кружек, и ни капли больше! – весело повторял Сэм Боуэлс.

Большой Дэниел давно уже не мог пить без посторонней помощи, и Эболи пришлось поднять его голову, пока Хэл по каплям вливал воду ему в рот. Другим раненым помогали точно так же. Немало воды пролилось зря, вытекая из почти неподвижных губ, да и времени это занимало достаточно.

Сэм Боуэлс потерял терпение задолго до того, как дело было завершено.

– Что, больше никто не хочет? Ну и ладно, я пошел.

И он захлопнул люк и задвинул запоры, оставив большую часть пленных тщетно умолять о воде пересохшими губами.

Но Боуэлс был безжалостен, и им пришлось ждать следующего дня, чтобы получить свою порцию.

Тогда Эболи просто набирал воды в рот, прижимался губами к губам Дэниела и вливал воду в бесчувственного товарища. Другие поступали так же с остальными ранеными. Способ оказался достаточно быстрым, чтобы устроить даже Сэма Боуэлса, и при этом терялось меньше драгоценной воды.

И Сэм Боуэлс лишь хихикнул, когда снизу кто-то крикнул:

– Бога ради, боцман, здесь у нас мертвец! Тимоти О’Рейли испускает вонь до самых небес! Ты что, не чувствуешь?

Сэм ответил:

– Рад, что ты мне сообщил. Значит, ему уже не нужна вода. Завтра принесу только двадцать пять кружек.

Дэниел умирал. Он уже не стонал и не метался в лихорадке. Он лежал совершенно неподвижно. Даже его мочевой пузырь пересох и уже не извергал непроизвольно жидкость на вонючие доски под ними.

Хэл поддерживал его голову и шептал, стараясь убедить друга остаться в живых:

– Ты не можешь сдаться сейчас. Продержись еще немного, мы доберемся до мыса Доброй Надежды, ты и не заметишь как! И там ты напьешься свежей вкусной воды, и симпатичные девушки-рабыни будут ухаживать за тобой. Ты только представь все это, Дэнни…

Примерно в полдень шестого, наверное, дня в море Хэл окликнул Эболи:

– Слушай, я хочу кое-что тебе показать. Протяни-ка руку.

Он взял пальцы Эболи и прижал их к спине Дэниела. Кожа была настолько горячей, что к ней почти больно было прикасаться, а плоть настолько истаяла, что ребра торчали, как обручи бочки.

Хэл подвинул Дэниела, насколько позволили кандалы, и пальцы Эболи оказались у плеча товарища.

– Вот. Чувствуешь, как надулось?

Эболи хмыкнул:

– Чувствую, но не вижу.

Его так держали цепи, что он даже не мог посмотреть поверх недвижного тела Дэниела.

– Я не уверен, но, думаю, знаю, что это такое.

Хэл приблизил лицо и напряг глаза в тусклом свете.

– Шишка размером с грецкий орех. И черная.

Он осторожно коснулся вздутия, и даже это его легкое движение заставило Дэниела застонать и дернуться в оковах.

– Оно должно быть очень мягким… – Сэр Фрэнсис тоже приподнялся и попытался подвинуться. – Рассмотреть не могу. Где оно?

– Прямо под лопаткой, – ответил Хэл. – Уверен, это та самая мушкетная пуля. Она вышла из груди и теперь лежит под кожей.

– Она-то его и убивает, – сказал сэр Фрэнсис. – От нее расползается зараза и пожирает его изнутри.

– Если бы у нас был нож, – пробормотал Хэл, – мы могли бы попытаться вырезать ее. Но Сэм Боуэлс забрал все хирургические инструменты.

Эболи сообщил:

– Но только после того, как я припрятал один из ножей.

Он пошарил за поясом своих штанов и извлек тонкое лезвие. Оно чуть заметно блеснуло в слабом свете из решетки над головой Хэла.

– Я ждал возможности перерезать им горло Сэма.

– Мы должны рискнуть и сделать надрез, – решил сэр Фрэнсис. – Если оставить пулю в его теле, она убьет его вернее, чем скальпель.

– Мне отсюда не видно, где нужно резать, – сказал Эболи. – Придется вам это сделать.

Цепи загромыхали и зазвенели, потом сэр Фрэнсис проворчал:

– Мои кандалы слишком короткие. Мне не дотянуться.

Все какое-то время молчали, потом сэр Фрэнсис окликнул сына:

– Хэл!

– Но, отец, – запротестовал Хэл, – я же ничего об этом не знаю, я не умею!

– Тогда Дэниел умрет, – ровным тоном произнес Эболи. – От тебя зависит его жизнь, Гандвана. Вот, возьми нож.

Хэлу показалось, что тонкий ножик весит не меньше свинцового бруска. У него пересохло во рту от страха, когда он большим пальцем проверил острие лезвия и понял, что оно стало довольно тупым от долгого применения.

– Оно тупое! – возразил он.

– Эболи прав, сын мой… – Сэр Фрэнсис положил ладонь на плечо Хэла и сжал его. – Ты – единственный шанс Дэниела.

Хэл медленно вытянул левую руку и нащупал шишку на горячем теле Дэниела. Она двигалась под его пальцами, Хэл даже ощутил, как она мягко задела кость.

Боль заставила Дэниела очнуться, он забился в оковах. И крикнул:

– Иисус, помоги мне! Грешен я перед Богом и людьми! Дьявол пришел за мной. Он черный… все вокруг темнеет…

– Держи его, Эболи, – прошептал Хэл. – Держи покрепче!

Эболи обхватил Дэниела рукой, вокруг несчастного словно обвился огромный черный питон.

– Давай! – сказал он. – Быстрее!

Хэл наклонился ближе к Дэниелу, настолько близко, насколько позволили цепи: теперь его лицо было на расстоянии ладони от спины Дэниела. И Хэл немного лучше рассмотрел вздутие. Кожа в этом месте натянулась так, что стала блестящей и пурпурной, как перезревшая слива. Хэл прижал пальцы левой руки по обе стороны шишки и еще сильнее натянул кожу.

А потом глубоко вздохнул и прижал кончик скальпеля к вздутию. Собравшись с духом, мысленно сосчитал до трех и надавил ножом на кожу тренированной рукой фехтовальщика.

Хэл почувствовал, как нож глубоко вошел в спину Дэниела, а потом наткнулся на что-то твердое и неподдающееся… металл ударился о металл.

Дэниел вскрикнул, а потом обмяк в руках Эболи. Из глубокого разреза вырвался фонтан крови и гноя. Горячая и густая, как плотницкий клей, струя угодила прямо в рот Хэла и растеклась по его подбородку. От нее исходила вонь похуже той, что царила в рабском трюме, и Хэл ощутил приступ сильной тошноты. Но он подавил его и отер лицо тыльной стороной ладони, а потом снова заставил себя наклониться над раной.

В ней продолжала пузыриться черная жижа, но Хэл различил в разрезе посторонний предмет. Он подцепил его концом скальпеля и вытащил наружу темный волокнистый ком, на который налипли осколки кости и свернувшаяся кровь.