Рабы молча смотрели, как моряки шли мимо, звеня цепями, и среди этих зрителей не слышалось смеха. Хэл скорее ощутил исходившее от них сочувствие, ведь эти люди тоже были пленниками, – но на их лицах ничего не отражалось.

Когда они уже дошли до ворот форта, Хэл обратил внимание на одну девушку за толпой. Она взобралась на груду каменных строительных блоков, чтобы лучше видеть, и оказалась выше остальных зрителей. Но Хэл заметил ее не только поэтому. Она была прекраснее, чем он мог вообразить. Хэл и не подозревал, что на свете могут существовать такие женщины. Настоящий цветок, с густыми, блестящими черными волосами и темными глазами, казавшимися слишком большими для ее тонкого овального лица. На один момент их взгляды встретились поверх голов толпы, и Хэлу почудилось, что девушка пытается сообщить ему что-то, только он не мог понять, что именно. Он лишь знал, что она сочувствует ему и разделяет его страдания. А потом он потерял ее из вида, когда они вошли в ворота форта.

Но ее образ маячил перед Хэлом в те ужасные дни, что последовали потом. Постепенно он вытеснил образ Катинки, а иной раз являлся ему ночами, давая силы, необходимые для того, чтобы все выдержать. Хэл чувствовал, что если по другую сторону мрачных каменных стен есть хоть один человек, полный любви и нежности, тревожащийся о его жалком положении, то стоит продолжать борьбу.

Во дворе крепости каптенармус снял с них кандалы. Береговая группа под началом Сэма Боуэлса стояла рядом, чтобы забрать снятые цепи и вернуть их на борт «Чайки».

– Я буду скучать по всем вам, друзья-моряки! – ухмыльнулся Сэм. – Нижний трюм старушки «Чайки» опустел, там будет грустно без ваших улыбчивых лиц и веселого смеха.

Он отсалютовал им от ворот, уводя своих людей прочь.

– Надеюсь, здесь за вами присмотрят так же хорошо, как присматривал ваш добрый друг Сэм Боуэлс, – обернувшись, добавил он. – Но вы не беспокойтесь, я буду на плацу, когда вы устроите там последнее представление.

Когда Сэм наконец ушел, Хэл внимательно огляделся по сторонам. Он увидел, что эта крепость задумана весьма основательно. Среди прочего отец заставлял Хэла изучать и науку наземных укреплений, поэтому Хэл сразу узнал классический оборонный план в расположении стен и редутов. И понял, что, когда все работы будут завершены, понадобится целая армия, снаряженная для долгой осады, чтобы покорить форт.

Однако пока что работы не подошли еще даже к половине и на обращенной к берегу стороне форта – или замка, het kasteel, как называли его новые тюремщики Хэла и его друзей, – имелся только фундамент, на котором должны однажды подняться массивные каменные стены.

Но ясно было и то, что работы идут полным ходом. Почти наверняка две недавние англо-голландские войны придали этому импульс. И Оливер Кромвель, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии в момент междуцарствия, и король Карл, сын обезглавленного им человека, отдали бы должное неистовой деятельности, которая бурлила здесь. Войны напомнили голландцам об уязвимости их дальних колоний. На полузаконченных стенах виднелись сотни рабочих, а двор, где стояли пленные, был завален строительной древесиной и блоками уже отесанных камней, доставленных с гор, что поднимались над ними.

Команду сэра Фрэнсиса, как опасных людей, следовало держать отдельно от других пленных. Их повели со двора вниз по короткой винтовой лестнице под южную стену крепости. Огромные каменные плиты пола, стены и сводчатый потолок поблескивали от влаги, сочившейся из заболоченной почвы по другую сторону камней. Даже в такой солнечный осенний день температура в этом сыром неприступном подземелье заставляла людей дрожать.

В конце первого пролета лестницы сэра Фрэнсиса выдернули из ряда пленных и впихнули в маленькую камеру, где едва хватало места для одного человека. Это оказалась первая камера в ряду примерно полудюжины таких же. Двери камер были сделаны из толстых досок, скрепленных железными полосами, с крошечными зарешеченными смотровыми окошками, закрытыми деревянными дверцами. Кто находился внутри, понять было невозможно.

– Для вас, сэр пират, особая квартирка! – сказал коренастый тюремщик-голландец, захлопывая дверь камеры сэра Фрэнсиса и поворачивая в замке огромный железный ключ из связки, висевшей на его поясе. – Это Берлога Скеллума, для самых нехороших людей – убийц, бунтовщиков и грабителей. Уверен, вы там почувствуете себя как дома!

Остальных пленников погнали дальше, на следующий уровень подземелья. Сержант-тюремщик отпер решетчатую дверь в конце туннеля, и пленников втолкнули в длинную узкую камеру. Когда решетка захлопнулась и была заперта за их спинами, стало ясно, что места здесь едва хватает для того, чтобы все они могли растянуться на тонком слое сырой соломы, которая покрывала вымощенный каменными плитами пол. В углу стояло единственное ведро, представлявшее собой отхожее место. Но все мужчины довольно забормотали при виде большого бака с водой рядом с решеткой. Это, по крайней мере, означало, что они не будут больше страдать от недостатка воды, как на корабле.

В верхней части стены красовался ряд из четырех маленьких окошек, и, когда все стали внимательно изучать камеру, Хэл обратил на них особое внимание. Эболи поднял его себе на плечи, и Хэл смог дотянуться до одного из этих узких отверстий. Оно было закрыто толстой решеткой, как и остальные, но Хэл подергал ее. Прутья решетки оказались надежно вделаны в камень, и Хэлу пришлось отказаться от мысли о побеге через окна.

Повиснув на решетке, Хэл подтянулся и выглянул наружу. Он обнаружил, что его глаза находятся примерно в футе над уровнем земли, и ему открылась часть внутреннего двора крепости. Хэл увидел входные ворота и величественные двери и предположил, что за ними должны находиться жилища офицеров компании и самого губернатора. А с одной стороны, сквозь брешь, где еще не были возведены стены, виднелись утесы, окружавшие гору с плоской вершиной, и над ними – небо. В безоблачной синеве летали белые чайки.

Хэл спустился и пошел через толпу матросов к решетке, перешагивая через больных и раненых. Там он всмотрелся в лестницу, но не увидел двери камеры отца.

– Отец! – осторожно позвал он, ожидая мгновенного злобного отклика тюремщика. Но в туннеле стояла тишина, и он, повысив голос, позвал еще раз: – Отец!

– Я тебя слышу, Хэл, – донесся до него голос сэра Фрэнсиса.

– Есть какие-нибудь распоряжения для нас, отец?

– Полагаю, они оставят нас в покое на день-другой – по крайней мере, пока не созовут трибунал. Нам нужно ждать. Скажи всем, пусть не падают духом.

Тут в их разговор вмешался чей-то голос, говоривший на английском, но с незнакомым акцентом:

– Вы те самые английские пираты, о которых мы так много слышали?

– Мы честные моряки, ложно обвиненные! – крикнул в ответ сэр Фрэнсис. – А кто вы такой и почему здесь?

– Я ваш сосед в Берлоге Скеллума, через две камеры от вас. И ожидаю смерти, как и вы.

– Нам пока что не вынесли приговор, – возразил сэр Фрэнсис.