– Перестань! – взмолился он. – Не чувствуй так много сразу!

Едва он отпустил мою руку, удушающие миазмы отчаяния снова стали просачиваться в мое сознание. Я уставился в землю. Поднять стены Силы в эту минуту казалось так же невозможно, как воздвигнуть вокруг Ивового Леса реальные стены. Слишком многое рвалось из меня наружу – гнев, обида, вина, страх. Чувства ходили кругами, как голодные бездомные псы, отрывая от души клочья. Медленно, по кирпичику я выстроил свои стены Силы. Подняв глаза, я увидел, что Олух смотрит на меня и кивает, высунув язык. Лант что-то быстро и тихо говорит Чейду, тот вглядывается ему в лицо, положив руки на плечи. А вот Баламуты имеют весьма недовольный вид.

Я посмотрел в глаза их командиру и заговорил, подкрепляя слова Силой:

– Вам не хотелось ехать сюда. Все было хорошо, пока не настало время свернуть на дорогу, ведущую к усадьбе. Тут вам захотелось отправиться куда угодно, только не сюда. Теперь, когда вы здесь, вам не по себе. Вы, как и я, видите свидетельства того, что на поместье напали. Враги были вооружены, они пришли и ушли, мы видим разрушения, но никто в доме ничего не помнит. Это колдовство… злые чары, которые кто-то наложил на Ивовый Лес, чтобы отогнать тех, кто может помочь нам. – Я перевел дыхание и выпрямил спину. – Я буду очень благодарен, если двое из ваших солдат попробуют устроить лошадей в сараях для овец и дать им корм, какой удастся найти. Заходите в дом, поешьте и согрейтесь. А потом мы попробуем придумать, как найти тех, кто не оставляет следов.

Капитан смотрел на меня с сомнением. Его лейтенант, не скрывая презрения, закатил глаза.

Чейд заговорил громко, чтобы слышали все:

– Когда поедите, отправляйтесь по окрестностям, держась по двое, и расспросите людей. Ищите следы верхового вооруженного отряда. Тому, кто принесет мне любые надежные сведения, будет заплачено золотом.

Это вдохновило солдат, и они зашевелились даже прежде, чем командир успел отдать соответствующие распоряжения.

Тем временем Чейд подошел ко мне и прошептал на ухо:

– Пошли в дом. Туда, где нас никто не услышит. Надо поговорить. – Он повернулся к Ланту. – Пожалуйста, проводи Олуха в дом и позаботься, чтобы он поел и отдохнул. Потом возвращайся к нам.

Я подозвал бестолково топтавшегося Булена:

– Найди Диксона. Скажи ему, чтобы позаботился обо всем немедленно. Этих людей нужно накормить, их лошадей обиходить. И скажи, что я им недоволен – он должен был встречать их здесь, с нами.

За все годы в Ивовом Лесу я ни разу не разговаривал со слугами так резко. Булен выпучил глаза и убежал.

Я провел Чейда в дом сквозь побитые двери. Он помрачнел, когда мы проходили мимо зарубок на стене и распоротого гобелена. Мы зашли в мой кабинет, и я закрыл дверь.

Мгновение Чейд молча смотрел на меня. Потом спросил:

– Как ты мог такое допустить? Я же говорил тебе, что ее нужно защищать! Столько раз говорил. Я предлагал тебе держать в доме небольшой отряд стражи или хотя бы мага-подмастерья, чтобы мог позвать на помощь Силой. Но каждый раз ты упрямо отказывался, тебе надо было непременно сделать все по-своему. И смотри, что ты натворил! Смотри, что ты натворил…

На последних словах горло у него перехватило. На подгибающихся ногах он подковылял к моему креслу, опустился в него и спрятал лицо в ладонях. Я был так потрясен его упреками, что не сразу понял – Чейд плачет.

Мне нечего было сказать в свое оправдание. Все так. И Чейд, и Риддл настаивали, чтобы я завел в доме стражу, но я всегда отказывался, считая, что все насилие в моей жизни осталось позади, в Оленьем замке. Я верил, что сам смогу защитить свой дом и свою семью. А потом взял и не задумываясь бросил все, чтобы спасти Шута.

Чейд поднял голову и посмотрел на меня. Он выглядел ужасно старым.

– Скажи что-нибудь! – хрипло велел он. Слезы скатывались по морщинам на его щеках.

Я сдержался и не сказал того, что первым пришло на ум. Ни к чему снова каяться.

– Разум всех в доме затуманен. Не знаю, как это было сделано и как удается при помощи Силы внушать всем путникам нежелание ехать сюда. Я даже не уверен, что против нас используют именно Силу, а не какую-то другую магию. Но никто не помнит ничего о нападении, хотя свидетельства его видны по всему дому. Единственный, кто, похоже, сохранил все воспоминания о кануне Зимнего праздника, это мальчик-грум по имени Персивиранс…

– Мне нужно поговорить с ним, – перебил Чейд.

– Я послал его в парильню. Его ранили стрелой в плечо, и вдобавок никто не помнит, кто он такой, и с ним обращались, как с чокнутым попрошайкой…

– Мне наплевать! – заорал он. – Я хочу знать, что стало с моей дочерью!

– Дочерью?

Я в изумлении уставился на него. В глазах Чейда пылал гнев. Я вспомнил Шун, отчетливые черты Видящих в ее лице, даже глаза – и то зеленые… Как я раньше этого не понял?

– Конечно дочерью! Ради кого еще я мотался бы в такую даль? Кого еще я послал бы к тебе, единственному человеку, который, как я думал, сможет ее защитить? А ты бросил ее на произвол судьбы! Я знаю, кто ее похитил! Ее проклятая мамаша с ее братьями, но хуже всех – ее отчим! Родственных чувств у этой семейки не больше, чем у клубка гадюк! Годами я платил семье Шун, хорошо платил, чтобы они заботились о ней. Но им всегда было мало. Всегда. Они хотели больше и больше – больше денег, больше земли, выше положение при дворе… Больше, чем я мог им дать. Мать никогда не испытывала к ней теплых чувств. И когда бабушка и дедушка Шун умерли, мать начала угрожать ей. Ее муж, мерзкий боров, пытался лапать Шун, когда она была еще совсем девочкой. А когда я увез Шун и перестал давать деньги, они попытались отравить ее! – Он перестал брызгать слюной и умолк.

В дверь постучали. Чейд вытер слезы рукавом и взял себя в руки.

– Войдите, – велел я.

Это оказалась Тавия – она пришла сказать, что горячая еда и напитки для нас поданы. Даже она, в ее полусонном состоянии, почувствовала напряжение, висевшее в воздухе, и поспешила удалиться. Синяки на ее лице привлекли внимание Чейда. Он проводил служанку взглядом и уставился на дверь, погрузившись в свои мысли.

Наконец я нарушил воцарившееся молчание:

– И ты не счел нужным рассказать мне хоть что-то из этого раньше?

Он словно очнулся и снова обратил внимание на меня:

– Все никак не выпадало случая поговорить толком. У меня больше нет уверенности, что разговоры посредством Силы нельзя подслушать, а в тот первый вечер, когда я вас познакомил, ты чертовски спешил!

– Я спешил домой к своей собственной дочери, если ты забыл! – Мое чувство вины отступало под напором гнева. – Чейд, послушай. Нападение организовали не родственники Шун – вряд ли ее семья смогла бы нанять калсидийцев для грязной работы. И вряд ли у них нашелся бы целый табун лошадей серой масти и отряд бледных всадников. Думаю, кто бы ни были похитители, они явились сюда по следу Шута. Или посланницы, которая ненадолго опередила его.