Какое право ты имеешь с такой досадой пялиться на меня? – подумала сбитая с толку Лиза. Будто он знал, что она приняла ужасное решение. Затем до неё дошли слова Королевы Эльфов: Адам.

– Постой, – начала Лиза.

Ей не удалось закончить предложение.

– Ты тот самый Адам Блэк? – выкрикнула Лиза, смертельная ярость затопила ее.

Но было слишком поздно. Она…

Снова…

Падала…

* * *

Далеко, около Фер Бога Цирцен согнулся пополам в седле и схватился за живот. Из его лёгких вырывались хриплые звуки, и он пристально, с ужасом, смотрел в ночь.

Галан и Дункан резко остановились рядом с ним.

– Что? Что случилось, Цирцен? Ответь мне! – завопил Дункан. Никогда он не видел на лице Цирцена подобной муки.

– Она ушла, – прошептал лэрд. – Я больше не ощущаю Лизу.

– Что это значит? – быстро переспросил Дункан. – Ей как-то удалось вернуться в своё время?

Взгляд Цирцена стал свирепым.

– Или так … или её нашёл Адам.

– Почему ты не дал ей флягу? – потребовал Дункан. – Тогда бы этого не случилось.

Цирцен чуть было не набросился на Дункана.

– В прошлый раз, когда мы разговаривали, ты выступал против этого.

– Это было, прежде чем Арман…

– У меня не было времени ! – взревел Цирцен.

– Ты должен вернуться.

– Она ушла, – произнёс Цирцен сквозь стиснутые зубы. – Если она покинула это столетие, слишком поздно искать её. Если же её нашёл Адам – мне тоже поздно искать Лизу. Неужели ты не понимаешь – так или иначе, в любом случае слишком поздно, потому что Лизы нет.

Лэрд поднял руку, хлопнув лошадь Дункана по крестцу.

– Вперёд! – приказал он отрядам.

– Поскачу и отомщу! – тихо поклялся себе Цирцен, зная, что у каждого англичанина, который падёт от его топора или меча будет лицо Адама

БИТВА У РУЧЬЯ БАННОК БЕРН, ОТ КОТОРОГО ОНА И ПОЛУЧИЛА СВОЁ НАЗВАНИЕ, длилась всего два дня, но это были два самых знаменательных дня, всколыхнувших всю страну, от края до края.

Войска Эдуарда Плантагенета собрались возле речушки. Они были сильны, численно превосходили шотландцев в пять раз и самонадеянно полагали, что от победы их отделяют считанные часы. Англичане находились всего лишь в нескольких милях от Стерлинга, обладали подавляющим преимуществом, и у них в запасе оставалось еще два дня, чтобы одержать победу над дикими шотландцами.

Эдуард смеялся и шутил со своими людьми.

- Больше двух часов это не займёт, – злорадствовал английский король.

Отряды англичан вступили в бой, и к ужасу Эдуарда в течение следующих двух часов большая часть англичан стали добычей грамотно расставленных Брюсом ям и заграждений – предательски спрятанных в густом кустарнике заострённых кусков железа.

Скрытые ловушки поколебали уверенность англичан, их войско стало перегруппировываться, запоздало обнаружив, что передовые позиции шотландцев практически неприступны.

Обход для атаки с фланга неизбежно повлёк бы за собой путь вдоль края болотистой речной поймы, в то время как шотландские копьеносцы устроились на возвышенности, готовые уничтожить англичан одного за другим.

Эдуарда огорчило, насколько правильно Брюс выбрал место для сражения, и сколь глупо его войска преуменьшили ловкость шотландцев. К концу первого дня сражения тяжелая конница Эдуарда дважды отражала атаку, и англичане несли значительные потери.

Ночью лагерь Брюса отдыхал на опушке леса Нью Парк, шотландцы ликовали, успешно оказав сопротивление отрядам англичан.

Англичане же совершили свою вторую, роковую ошибку, став лагерем на болотистой земле между реками Берн и Ривер Форт. Тактическая ошибка, которая с утра им должным образом аукнется.

Когда сэр Александр Сэтон, шотландский рыцарь в английской армии Эдуарда, дезертировал поздно ночью первого дня, объявив во всеуслышание, что завтра шотландцы победят, а если не победят, то он охотно сложит собственную голову, английские отряды ещё больше пали духом.

На второй день англичане быстро поняли ошибку, которую совершили, разбив в таком месте палаточный лагерь. Шотландцы спустились к ним, с первой же попытки поймав армию англичан в ловушку, загнав её между реками Баннок Берн и Ривер Форт в слишком узкое пространство для того, чтобы выстроить боевой порядок для ответной атаки.

Шотландцы умело выбрали позицию, вынуждая англичан вести войну пешими – к подобной тактике те оказались попросту неготовыми.

Шотландцы были более искусны в пешем бою, со знанием дела привыкли сражаться в трясине и болотных топях и свободно маневрировали, не связанные тяжёлыми доспехами.

Англичане начали выстраиваться в неорганизованный боевой порядок, и именно в этот переломный момент прибыл лэрд Броуди со своими тамплиерами. Они галопом, как один, с ходу вступили в битву. Рыцари Господа срывали пледы, открывая ослепительно белые одеяния с кроваво-красными крестами ордена.

Через всё поле, покрытое грязью и изуродованными телами, волна белоснежно-белых рыцарей прокатилась подобно смерти с разящей косой. Множество измотанных и лишившихся мужества англичан попросту разворачивались и спасались бегством, чуть завидев белые одеяния. Тамплиеры славились своей непобедимостью в битвах. Лишь пару человек смогли встретиться с тамплиерами и выжить, дабы рассказать о них. Англичане, оказавшиеся достаточно проницательными и заметившими, что рыцари вступили в битву под стягами прославленного лэрда Броуди, запрыгивали на лошадей и мчались прочь от верной гибели.

Всё сражение Цирцен Броуди вел себя как хищник, беспощадный и быстрый. Позднее люди будут утверждать, что в своей убийственной ярости он соперничал с берсерками, и в его честь сложат легенды. Он был бесстрастен, быстр и безжалостен, и ни на что больше не годным, кроме кровавой расправы. Он настолько затерялся во мраке, что его не сильно волновало, убей он хоть легион. Он просто свирепствовал, надеясь изнурить себя и заполучить отсрочку благодаря беспамятству – кратковременной замене смерти.

Пока, наконец, один из военачальников не схватил за уздечку коня Эдуарда, уводя его с поля сражения под громогласное признание поражения и победные крики, эхом отдававшиеся в болотах.

Едва завидев, что знамя Эдуарда покинуло поле, англичане стремительно покидали лагерь, спасаясь бегством в то время, как шотландцы вопили от радости.

Находясь в самой гуще ликующей толпы, Цирцен чувствовал лишь свирепую тоску – всё закончилось слишком быстро. Один жалкий день сражения, и у него не было выбора, кроме как остаться один на один со своим горем и древним врагом. Затянувшаяся на месяц война сделала бы его намного счастливей.