– Пока не нужно.

Все выходят из комнаты, кроме Джексона, которому явно очень неуютно. Он присаживается на отцов стул.

– То заклинание… – начинаю я.

– Ага… Сэм, я не понимал, кто я и что делаю. Я просто…

– Поверь, знаю. Это мерзкое чувство.

– Просто кошмар, – кивает Джексон.

Мы молчим, Джексон отводит глаза.

– Я даже не знаю, как начать…

– Джексон, не стоит. Не нужно ничего объяснять.

Джексон смотрит на свои руки.

– Что ж, тогда… как насчет того, чтобы открыть подарок в честь твоего пробуждения?

Он оглядывается. Проследив за его взглядом, замечаю на туалетном столике подарок.

– Отличная идея.

Джексон протягивает руку и достает обернутую в голубую бумагу коробку. Ставит ее на кровать рядом со мной. Я разворачиваю бумагу, находя под ней деревянную шкатулку с вырезанным на крышке кораблем – идеальной копией корабля из верфи, где мы впервые разговаривали с Джексоном по душам.

– «Дружба»?

– Да, я сделал ее для тебя.

Поднимаю взгляд на Джексона.

– Постой. Ты же не…

– Да. Прими ее в качестве извинения. Мне не стоило злиться на тебя тогда, после ресторана. Это было несправедливо. Ну, и… потом я тоже много дерьма наделал. Жаль, нельзя все исправить.

Я поднимаю крышку, дерево внутри гладкое и теплое на ощупь.

– Наша договоренность о доверии еще в силе?

Он улыбается, и мне на мгновение кажется, что в зеленых глазах блестят слезы.

– Надеюсь. Я был бы рад.

– Джексон! – кричит с первого этажа миссис Мэривезер. – Сэм нужен отдых.

– Думаю, это был тонкий намек, – замечает он, поднимаясь.

Я откидываюсь на подушки и рассматриваю подарок. Из-под одеяла рядом с ногой высовываются лапы Брума. Кот смотрит на меня, моргает и снова сворачивается в клубочек.

Я кладу шкатулку на прикроватную тумбочку. В вазе стоит одинокая лилия. Я резко сажусь.

– Элайджа!

Ответа нет. Я с трудом поднимаю свою измученную тушку с кровати, в голове прокручивается наш последний разговор. Тот самый, когда я его оттолкнула.

– Элайджа! – выдыхаю я.

– Саманта.

Я резко оборачиваюсь. Выражение его лица невозможно прочитать.

– Ада передала мне твое сообщение.

– Да?

– Да, вскоре после того, как заклинание рассеялось. И попросила меня передать сообщение тебе. Заставила запомнить и повторить его ей… целых три раза. – В его глазах улыбка. – Ада передавала, что ее мама всегда говорила: если рядом кто-то грустит, а ты не пытаешься его ободрить и отвлечь, тогда ты позоришь слово «человек». И, хотя пассажиры «Титаника» не догадывались об этом, они бесконечно долго испытывали грусть. Но ты снова подарила им радость. Ада сказала, ты поймешь, что она имеет в виду.

Я слушаю его слова, затаив дыхание.

– Другие духи тоже наведались сюда, прежде чем покинуть мир. Они оставили это.

Элайджа протягивает мне небольшую стопку писем. Заглядываю в первый конверт и вижу имя Молли. Прижимаю его к груди.

– А еще… Ада спросила, я ли твой мальчик.

– Мой кто?

– Твой мальчик… как в дневниках Стеллы, сказала она. И посмеялась надо мной.

Чувствую, как меня бросает в краску.

– Она видела, как я хандрила после нашего разговора, в тот раз, когда ты извинился за поцелуй.

Элайджа долго пытается подобрать слова.

– Я просто пытался…

– Знаю. Но мне не нужна твоя защита.

Он насмешливо поднимает бровь.

– Кроме того, я ни за что не поверю, если ты заявишь сейчас, что решил уйти.

– Резонно.

– И что теперь?

Он подходит ко мне, останавливается так близко, что явно может услышать, как от волнения участились удары сердца. Улыбается. С этими чудесными ямочками на щеках…

– Теперь… есть ты и я.

– Резонно, – соглашаюсь я, имитируя его старо-британский акцент.

– И извиняться я не собираюсь.

Элайджа подается ко мне, вопросительно останавливаясь у самых губ, а потом нежно целует их.

Я хватаюсь за его рубашку, наплевав на боль в руке. Открываюсь навстречу его настойчивым губам, и поцелуй наш из нежного становится страстным. Тело слегка потрясывает. Элайджа кладет одну ладонь мне на спину. Другой рукой касается моего уха, гладит шею. Я крепче прижимаюсь к нему, растворяясь в этом ощущении.

Я делаю глоток пузырящегося грушевого сидра и встаю рядом с Элис, наблюдая, как веселятся на танцполе Мэри, Сюзанна и ее подружка. Зал, который школа сняла для проведения Весеннего бала, пышно украшен в стиле «Титаника». Зеленые бархатные стулья стоят вокруг старинных столов с синими салфетками и цветочными композициями в виде якорей. Обитые темным деревом стены подпирают книжные шкафы, а еще в зале установили огромный камин, в котором горят настоящие поленья. Потолок усыпан крошечными лампочками, похожими на сияющие звездочки. Струнный квартет играет самую разную музыку: от современной до классической. И почти все на танцполе, кроме пары небольших группок, собравшихся вокруг столов.

Все одеты в вечерние платья и костюмы на манер пассажиров «Титаника». Наша компания, конечно же, вся в черном. Когда нас спрашивают, в кого мы сегодня нарядились, Элис отвечает: «это траур по всем пассажирам, которых заперли за воротами третьего класса, не давая шанса на спасение». И каждый спросивший неловко молчит и отходит в сторону.

Джексон ловит мой взгляд. Они с Диллоном стоят у столика с напитками и так безудержно смеются, что второму приходится смахивать рукой слезы. Я улыбаюсь, Джексон кивает в ответ.

– Ты уверена, что нормально себя чувствуешь среди всего этого… «Титаника»? – спрашивает Элис, изучая мое лицо.

Должно быть, я кажусь немного взволнованной. Но сложно находиться здесь и не испытывать тоску по Аде и Молли, по тетушке и дяде, и по всем остальным пассажирам. Зная судьбу стольких людей, зная то, как мало шансов выжить было у многих из них. И все же мне очень повезло познакомиться с ними.

– Да, здесь все, как должно быть.

– Как скажешь, – соглашается Элис, но в голосе ее слышно сомнение.

Она весь вечер рядом со мной. Начинаю подозревать, что Элис меня стережет.

– А ты? – поворачиваюсь к ней.

– Что я?

– В порядке?

После всего, что случилось, она стала вести себя гораздо тише. Элис вздыхает.