Несмотря на то что за барной стойкой стоял бармен, а в других углах зала сидели посетители, Ньюсон вдруг поймал себя на том, что он инстинктивно начал проверять, где здесь выходы.

— Да, ты прав, именно таким я и был, я признал это и изменился. Поняв проблему, можешь ее контролировать, отслеживать как-то.

— Ты не контролировал себя, когда потерял лычки на погонах, ты сам это сказал.

— Это было частью понимания проблемы. Теперь я знаю, почему делаю то или другое.

— Как это?

— Дело не в том, что получаешь удовольствие, причиняя боль. Это своего рода потребность. Потребность, чтобы тебя заметили, чтобы тебя уважали. Думаю, это своего рода потребность в любви.

— Именно поэтому ты убил человека, который оказал сопротивление при аресте? Потому что хотел любви?

— Это слишком жестко сказано, Эд.

— Но вопрос ведь очень простой, да?

— Ладно, хорошо. Думаю, дело обстоит именно так. Когда человек стоит перед тобой на коленях и умоляет прекратить, просит, обещает тебе все, что угодно, лишь бы ты прекратил пытку, это выглядит совсем как поведение отчаянного влюбленного, разве не так?

Ньюсон не ответил. Наташа могла бы прекратить его мучения, и он был готов упасть перед ней на колени и молить ее об этом.

— Когда собираешься убить человека, — продолжил Джеймсон, — он полностью от тебя зависит. Его жизнь находится в твоих руках. Ты — его мир, и в его душе нет места ни для кого другого. Только ты и он. Как мать и младенец. Или любовники. Разве это не любовь?

— Я бы сказал, что здесь больше различий, чем сходств, — сказал Ньюсон, но не очень убежденно. Он пытался обрести уверенный, отрешенный тон, но в извращенной теории и сладком голосе Джеймсона было что-то соблазнительное.

— Даже в детстве, превращая в кошмар жизнь Гари Уитфилда, я верил, что делаю это, потому что он мне нужен. Мне было необходимо стать его наваждением, чтобы он думал обо мне каждую секунду своей жизни. Чем больше я над ним издевался, тем больше он обо мне думал, он просыпался и засыпал, думая обо мне, и даже во сне я не оставлял его в покое. Он не мог скрыться от меня. Разве это не похоже на любовь?

Ньюсон знал, что это не так, но не мог не признать, что Джеймсон представил очень разумное описание его собственной навязчивой идеи и разрушительных чувств к Наташе. Когда просыпаешься. Когда засыпаешь. И даже во сне.

— Почему ты развелся, Роджер? — спросил Ньюсон. — Что случилось с девушкой, которую ты встретил на концерте Спрингстина? Ты написал, что виной была твоя работа.

— А ты думаешь — может, потому, что я голубой?

— Были такие подозрения, еще в школе. Согласись, твои отношения с Гари Уитфилдом были весьма телесными. Жестокими, но телесными.

— И я обожал смотреть, как он плачет.

— Казалось, ты любил заставлять его плакать.

— И явно делал это не для своего блага, да, Эд? Да, ты прав. Я всегда знал, что западаю на мальчиков, но, только женившись, я понял, что я самый настоящий голубой.

— Не самое лучшее время для понимания.

— Но это так.

— А раскаяние на встрече выпускников? То, что ты сказал Уитфилду?

— Наверное, я сделал это, чтобы он еще больше меня любил.

— Ты думаешь, то же самое можно сказать об убийце, которого я ищу? Что ему нужно быть любимым?

— Я просто хочу сказать, что, может быть, ты ищешь не жертву, вот и все. Может, ты ищешь тирана. Тирана, который захотел стать великим. Человека, который захотел почувствовать себя личностью. Которому нужно, чтобы его уважали. Этот парень не просто издевается над жертвами. Он берет претендентов на свою корону и смеется им в лицо, показывая, что на свете есть только один действительно плохой парень.

— Интересная теория.

— Позволь мне помочь тебе найти его, Эд.

— Зачем?

— Я хочу его найти.

— Значит, ты хочешь показать ему, что есть парень похуже? Хочешь перетиранить супертирана?

— Отчасти да. Я же сказал, человек, в общем-то, не меняется, и к тому же я полицейский и хочу снова быть в седле. Может, если мне удастся поймать этого парня до того, как он снова убьет, это вроде как компенсирует то, что я натворил.

Ньюсон допил пиво.

— Извини, Роджер, но об этом даже речи быть не может. Мне не нужен напарник.

— Ну конечно. Разумеется, напарник у тебя есть, и ты в нее влюблен, да? Я помню.

Ньюсон сам рассказал об этом Джеймсону и теперь ужасно жалел о своей откровенности. Теперь Джеймсон казался ему крайне подозрительным.

— Она прекрасный офицер, — сказал он. — И вообще, не думаю, что мой шеф одобрит мое партнерство с американским копом, особенно находящимся в бессрочном отпуске.

— Я прошу просто поговорить со мной, Эд, рассказать мне, что ты знаешь, что ты накопал. Я знаю, кого ты ищешь. Он такой же, как я.

— Роджер, я не могу привлечь тебя к расследованию Скотленд-Ярда.

— Мне нужно знать это, Эд. Мне нужна эта информация.

— А мне от тебя нужен полный список поездок в Великобританию за последние два с половиной года. Я хочу знать, когда ты был в Англии.

Джеймсон мрачно уставился на Ньюсона. Дружеская улыбка осталась, но теперь она выглядела злой.

— Понятно. Значит, вот так вот, да?

— Я всегда могу получить эту информацию из паспортной службы.

— Наверное, мне стоило догадаться, как у тебя мысли пойдут. Ты ведь полицейский, так? А мы все на самом деле ублюдки.

— Я так не думаю. И еще я бы хотел знать, что ты делал на следующий день после встречи выпускников.

— А-а, когда умерла Кристина.

— Да, именно тогда.

— Да просто остывал, Эд. Бродил по городу. Читал воскресные газеты, смотрел, как проходит жизнь.

— Кто-нибудь был с тобой?

— Ни единой души весь день.

— Ты говорил с Хелен Смарт?

— С Хелен Смарт? А почему ты спрашиваешь?

— Потому что хочу, чтобы ты ответил на вопрос.

— Нет, я с ней не говорил.

— А как насчет почты?

— А-а, почта. Может быть. Я ей посылал сообщение. Может быть, именно в тот день.

— Ты состоял в переписке с Хелен Смарт?

— Не было никакой переписки. Я просто отправил ей сообщение.

— А это не одно и то же?

— Наверное, почти что.

— Зачем ты написал ей?

— Чтобы сказать, что ей нужно работать со своими демонами. Что нужно найти мир в душе.