– Ты в порядке? – спросил я охотника.

– Иди. Делай, что задумал, – сухо ответил Гром.

– Видел? – Я показал на сидевшую у стены Вету.

– Я разберусь.

– Гром… Только без глупостей.

– Иди, говорю. Время!

– Сначала поможем тебе завалить дверь…

– Иди! – рявкнул охотник.

От недавней веселости с разговорами о моем боевом кличе не осталось и следа.

– Идем, – позвал Тенуин и первый направился к библиотеке Нитоса.

Я помедлил. Увидел, как Гром готовится связать Гийюда, и наконец последовал за Тенуином. Подумал, что все-таки стоило взять с собой Шанни. В конечном счете именно ее поведение навело меня на мысль, как избавиться от Пожирателя. Я не знал, сработает ли задуманное, но других вариантов у нас не осталось. К тому же я верил, что присутствие Шанни и то, что она сделала в доме Нитоса, когда мы тут оказались впервые, было скрытой подсказкой от Азгалики. Оставалось только гадать, почему жена книжника не сказал мне все напрямую.

С Шанни тут было бы много хлопот, но стоило еще раз завести ее в библиотеку, посмотреть, повторит ли она то, что сделала раньше, или поведет себя как-то иначе – даст мне новую подсказку. В любом случае, размышлять об этом было поздно. Девушка осталась с Феонилом и Теором.

Я, конечно, не мог и подумать, что сама Шанни в эти мгновения вместо того, чтобы по обыкновению покорно стоять возле стены, выкручивала вонзенный себе в ладонь осколок. Медленно, настойчиво проворачивала его то в одну, то в другую сторону.

Кровь скупыми струйками стекала по пальцам обеих кистей. Собиралась в небольшую лужицу на подоконнике, змеилась между частичками облупленной краски, густой нитью вытягивалась к полу.

– Ты чего… – ошеломленно шептал Феонил.

– Она не слышит, – шипя, выдавила девушка.

Феонила еще больше напугало то, что Шанни вдруг заговорила. Это были ее первые слова с тех пор, как мы оказались в Авендилле. Прежде она говорила только за Азгалику, а тут…

– Боль оглушает ее. Боль… – Шанни настойчивее выкручивала обломок в ладони. – Останови всех. Останови.

– Что… О чем ты?

Феонил покосился на Теора, боялся, что тот очнется и тоже выдаст нечто странное. Не знал, как поступить. Броситься вперед и выбить слюду из рук девушки? Остаться на месте и слушать? Или бежать из дома, пока здесь что-нибудь не произошло? Он не понимал, чего ждать. Разве что очередного перерождения в зордалина или отголосков безумия, творившегося в Лаэрноре.

– Останови. – Шанни закатила глаза. – Они закроют комнату. Пожиратели погибнут.

– Вы же этого хотели! Ведь нам сюда…

Шанни простонала. Дернулась. Казалось, она борется с чем-то невидимым, неотвратимым. Подняв правую руку с осколком, еще раз ударила себя по ладони. Осколок разломился на две части, но Шанни не выпускала их, лишь плотнее сжимала изрезанными пальцами.

– Только Пожиратель сдерживает черноту… Он ничтожен. Он страдает. И его страдание охраняет… Если он уйдет, все хлынет… Все полезет наружу. Отец знал это. Не делайте, не делайте этого, прошу… – Глухой голос девушки неожиданно сорвался на плач отчаяния и стал мягким, живым. – Умоляю, не делайте… Не делайте того, что предрешено.

– Но если это предрешено… – Феонил опять растерялся.

Впервые увидел в Шанни не пугающее порождение, а простую девушку, обреченную нести свою болезнь.

– Все предрешено, но еще не свершилось. Мы знаем, какой выбор он сделает…

– Кто? О ком ты?

– Хангол… Чужак, которого вы привели.

– Послушай, он… Я верю, что мы выберемся. И ты пойдешь с нами. Тебе не обязательно возвращаться назад, в это… логово.

Шанни беззвучно усмехнулась. Живое, искаженное муками лицо. Усмешка страдания сменилась оскалом. Рот раскрылся. Феонил увидел обметанный серой пленкой язык. Тонкие нити густой белой слюны. Из горла девушки поднялся сдавленный сип, а следом прорвался крик. Долгий, звериный, одновременно полный остервенения и отчаяния. Шанни вновь замахнулась треснувшим осколком и на этот раз ударила себя в плечо.

Феонил рванул к ней. Замер в двух шагах. Смотрел на слишком густую и темную кровь, стекавшую по зеленой дханте.

– Он был у нас… – продолжала Шанни. – Он обещал… Мы только должны были помочь… Нельзя, нельзя… Ты не видел, ты не слышал… Нельзя, чтобы дверь закрылась… Я не могла раньше, она следила… Мама, не делай этого, не надо… Ты убьешь отца. Он жив… Навсегда там… Только боль. Он уже был у нас… И варнаат знает это. Знает, но молчит.

– Варнаат?.. Тенуин?

– Знает… Он видел. Он многое видел. Но молчит… Нельзя, нельзя, чтобы он… Ты не видел, что будет… Мерзость… она зальет…

Шанни не останавливаясь вращала осколок в плече. Вворачивала его все глубже. Слюда ломалась. Мелкие полоски оставались в ране, их вымывала кровь.

– Я не хотела… – Шанни надрывно, задыхаясь, плакала. – Я умоляла… Мама сделала все, как он просил… Зачем? Она же понимает! Она хочет отомстить. Хочет, чтобы все расплатились за ее боль. За мою боль. За боль, в которую нас утянуло… И отец… Он заперт… Но я не могу… Я остановлю его. Всех вас. Слышишь?… – Девушка теперь едва шептала. – Пожиратель не страшен. Он страдает больше всех. Его боль сдерживает мерзость… Хангол не должен попасть в Оридор… Он не должен… Я смогу…

Шанни затихла. Опустила голову. Больше не тревожила рану. И Феонил решился. Подошел к ней. Замер в нерешительности. Протянул руку.

– Послушай, все будет хорошо. Скоро все закончится. И ты будешь свободна. А с Лаэрнором… Там разберутся кромешники. Не думай. Если Пожиратель действительно исчезнет и дорога откроется, они… Они знают, что делать. Уверен, такое…

Феонил не успел договорить. Шанни дернула головой. Посмотрела ему в глаза. Серый, затянутый бельмами взгляд. Вырвала из плеча осколок и тут же, без промедления, вонзила его следопыту в основание шеи – чуть выше ключицы.

Феонил охнул. Дернул руками. Неловко, слабо ткнул Шанни кулаком в лицо и отшатнулся. Изогнув шею, обезумевшими от страха глазами пытался увидеть вонзенный в него тонкий сломок слюды. Пятился, хрипло дышал. Дрожащей рукой тянулся к ране. Коснулся ее и тут же отдернул руку. Увидел на ней кровь. Крови было много. Она стекала под цаниобу. Быстро напитывала нательную рубаху. Споткнулся о заплечный мешок. Упал навзничь. Скользя ногами, продолжал пятиться. Под ковром тихо шелестели сухие опилки. Дополз до стены, но все отталкивался подошвами. Приоткрыв рот, косился на слюду, никак не мог ее разглядеть. А прикоснуться к ней боялся. Сквозь дымку забвения услышал не то вой, не то плач Шанни.