Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Маше захотелось побыть в одиночестве — закрепить впечатления, подумать. Она притащила кресло на край обрыва, долго сидела там с бокалом вина, курила, любовалась закатом, но в полночь позвонили из такси — сказали, что машина ждет у ворот, она заперла дом, постояла на пороге, словно что-то вспоминая, и пошла к дороге.
В такси было чисто и тепло — ее сморило, так что она почти не заметила, как черная «Тойота» подрезала фуру, фуру занесло, хвостом ударило по «Волге»-такси, перебросило ее через заграждение и выкинуло прямо под колеса «Газели». Маша только поняла, что свет уходит от нее, а еще смотрела на себя сверху и знала — она умирает.
Скрипучая кровать стояла посреди пустой комнаты. Дом, наверное, был нежилой — стены, пол, потолок с уродливыми железными перекрытиями — все было из бетона. Машу прикрывала какая-то видавшая виды тряпка — возможно, простыня.
«Где я?» — мысль ударила в голову и, кажется, на секунду лишила зрения — в глазах помутилось, и Маша вскочила было с кровати, но, прежде чем успела как следует испугаться и вспомнить, что произошло, перекувырнулась в воздухе и ударилась затылком о потолок. Она висела под потолком и смотрела на комнату! Этого не может быть! Хотя знакомые, пережившие наркоз, говорили, что иногда бывает странная реакция…
Маша попыталась приземлиться, но не смогла. И вдруг все, что было… Когда? Сегодня? Вчера? Месяц назад?… ожило: такси, фура, полет через заборник… И Маша рухнула вниз. Больно опять не было, но шуму она наделала. Тут же, словно ее караулили, распахнулась дверь и вошла Мариша.
— Мариша! — Маша бросилась к ней, но поняла, что не касается ногами пола. — Где я? Что происходит?
Но Мариша приложила палец к губам, подошла к Маше и опустила ей руку на плечо. Рука оказалась неожиданно тяжелой — Машу прибило к полу.
— Ты пока еще здесь, так что не забывай о проблемах — они притягивают к земле, — посоветовала она, но вдруг словно передумала, наклонилась и спросила с сочувствием: — Как ты?
— Понятия не имею! — шепотом воскликнула Маша. — Ты не могла бы мне объяснить?..
Но Мариша схватила ее за руку и потащила за собой — в такую же голую комнату, только очень просторную — кое-где уже возвели каркасы для перегородок, но еще не залили бетоном, так что помещение выглядело, как стройплощадка.
И тут Маша заметила их. Справа — белые, семеро, слева — столько же черных. Вроде люди, но какие-то странненькие… Черные волосы, черные балахоны, черные глаза, и какая-то мгла вокруг. А от белых словно шел свет — как от лампы дневного освещения. Маша дернулась, бросилась назад в комнату и затряслась.
— Я умерла? — едва выговорила она, когда в комнату зашла Мариша и прикрыла за собой дверь.
Та лишь кивнула.
Это было жутко и непонятно.
Когда ты на том свете, ты не знаешь, что такое смерть. Смерть — это неизвестность и страх. Ты ждешь, что в одно прекрасное мгновение тебя больше не будет, и постепенно свыкаешься с мыслью о том, что никогда не увидишь этот мир своими глазами. Но Маша видела! И даже в некоторой степени чувствовала!
— Пройдет, — кивнула Мариша. — Пока ты еще можешь ходить по земле — твоя душа не очистилась от земных переживаний, но когда-нибудь ты научишься без всего этого жить.
— О боже… — Маша села на кровать и закрыла лицо руками. — Не могу поверить… Меня обманули, да?
— В смысле? — поморщилась Мариша.
— Ну, мне же дали выбор, а я ничего не успела решить, и у меня был еще целый день… — Если бы Маша могла, она бы заплакала, но слезы уже были ей недоступны.
— Э-э… — Мариша растерялась. — Случайность… — она развела руками. — В том смысле, что с нами, ведьмами, случайностей, конечно, не бывает, но, я думаю, ты была готова к этому — потому задержалась, села именно в это такси, дождалась самосвала…
— Что значить — дождалась?!
— Мы чувствуем этот мир и знаем, где и когда произойдет несчастье. Если хочешь, это было нечто вроде самоубийства.
— Я? — воскликнула Маша. — Я покончила жизнь самоубийством? Издеваешься?
— Подсознательно, — ласково произнесла Мариша.
— Ну, знаешь ли… — Маша отвернулась.
— Пойдем, — Мариша погладила ее по голове. — Они ждут.
Маша даже не стала спрашивать, кто такие эти «они», — и поплелась за Маришей.
И белые, и черные встали.
— Заседание по делу № 20345619830254 считается открытым, — объявил демон.
Ангел встал и кивнул.
— На основании того, что нарушен один из важнейших пунктов текущего законодательства о ненарушении конфиденциальности информации о потусторонних явлениях, а также о несанкционированном вмешательстве после соответствующего предуведомления, которое подтверждает наш агент, в дела Всевышнего, а именно в операцию «Цветок Зла», в ходе которой были предусмотрены превентивные меры по защите человечества от прогнозируемого Центром прогнозов Апокалипсиса, о грубом вмешательстве в дела человеческие и вовлечении в преступный сговор некой Марии Полянской, рожденной 1975 года, 16 декабря, в 13 часов 45 минут в городе Москва…
Но Маша уже не понимала, о чем он говорит, — слишком путаной и официозной была речь. Она задумалась, что с ней будет, и очнулась лишь тогда, когда выступил ангел.
— Мы не считаем, что у Ада достаточно оснований для завладения этой душой, так как рассматриваем ее поступки как последствия грубых мер вашего агента, и считаем, на основании пункта № 936 о конфликтах между нашими инстанциями, вправе забрать данную душу к нам…
Маша наконец догадалась, что это было чем-то вроде чистилища — и прямо сейчас решалась ее судьба. От долгих дебатов она несколько отупела, но все же решила вмешаться.
— Я хочу домой! — громко заявила она. — Хочу на Землю! Это нечестно!
И те, и другие уставились на нее: демоны с трудом сдерживали усмешки, ангелы — сочувствовали.
— Это невозможно, — наконец объявил старший ангел, и они бы продолжили, не обращая внимания на Машу, которая уже на полном серьезе задумалась, а не может ли душа покончить с собой — существовать в какой-либо форме, кроме человеческого тела, у нее не было ни малейшего желания, если бы не появился некто.
— А я считаю, возможно, — произнесла Жаба.
— Арина! — воскликнула Мариша. — Что ты тут делаешь?!
Ангелы отшатнулись, демоны заволновались, а Маша совершенно запуталась: почему Жаба, которая на самом деле Агриппина Мироновна, стала Ариной?
— Я предлагаю сделку, — Жаба что-то пробормотала, и появился стул, на который она и уселась.
Стул, надо сказать, был ого-го — даже не стул, а кресло — с пледом и подушечкой.
— Думается мне, вы не в том положении, чтобы торговаться, — нахмурился старший ангел.