Хотя сейчас Винсу было хуже, намного хуже. Чего ради судьба подарила ему два свидания и ту чудесную ночь любви? Чего ради — все эти взгляды, вздохи, слова, долгие гудки и короткие мгновения счастья рядом с прекрасной девушкой? Почему именно та, с которой Винс не чувствовал себя бесполезным, ни на что не годным алкоголиком — оказалась чудовищным монстром?

Внезапно он вспомнил про время. Как же ему сразу в голову не пришло? Оба раза он разговаривал с Амандой по телефону до восьми часов — в то время, когда вся остальная планета, замерев, пялилась в экраны телевизоров.

Непростительная оплошность для сыщика. Мелкие детали — их всегда следует искать в первую очередь. А он потерял голову и искал в другом месте, не подозревая, какой «сюрприз» был под самым носом.

— Что мне теперь делать? — спросил он у Курта.

— Прежде всего — успокоиться. Вам понадобится все ваше хладнокровие.

— Для чего?

— Вы должны убить Аманду.

— Что?! — выпучил глаза детектив.

— Но мы же не можем позволить ей и дальше промышлять воровством младенцев?

— Убить… Аманду. Как можно вообще просить меня о подобном? У вас совсем нет сердца, доктор Харвис?

— Винс. Винс. Успокойтесь. Повторяю, вам понадобится все ваше хладнокровие…

— Да идите вы к дьяволу вместе со своим хладнокровием! — разозлился сыщик. — Только сегодня утром я узнал, что моя девушка — монстр из древних сказаний, а вы уже просите меня убить ее? Не кажется ли вам, что это слишком? Да и потом… Вы ведь хотели изловить стилфи, чтобы изучать в вашей лаборатории, разве нет?

— Да, хотел, — кивнул Харвис. — Однако вы оказались правы — она изменилась, причем разительно. Иначе ей бы попросту не удалось выжить. Теперь она хитрей, проворней и осторожней. Ни одно известное мне средство не поможет поймать ее.

— Если стилфи так тяжело поймать, как же я должен ее убить?

— Вы убьете ее в человеческом облике. Днем с ней не справится никто. Ночью же она — обычная девушка, так что вам не составит труда… Гм… Ну, вы поняли, о чем я?

— Понял, — горестно вздохнул Новал. — Мне это не нравится. Совсем.

— Иного выхода нет, дорогой мой Винс, — развел руками Харвис. — Если мы не можем поймать и изучить стилфи, нам следует ее уничтожить, чтобы она не натворила новых бед. Малыш Джонни уже мертв, но скольких младенцев поджидает схожая участь, если вы откажетесь расправиться с Амандой? Да разве вы сами сможете быть с ней рядом, зная, кем она становится с рассветом?

И действительно — о каком будущем с Амандой можно говорить теперь, когда он знает всю правду? Винс на секунду представил, что они живут вместе. Он каждое утро уходит в контору, возвращается домой часам к пяти. Она заявляется в зверином обличьи, с кровью на длиннющих клыках. На глазах у Винса перевоплощается обратно в прекрасную девушку, они трахаются всю ночь, а наутро он снова не обнаруживает ее рядом — потому что она бродит по городу в другой ипостаси. Или, еще хуже: Винс обнаруживает Аманду, уже обращенную. Зубастая зеленая морда смотрит на него, и очень трудно поверить, что буквально час тому назад это была самая чудесная девушка на свете.

Новал поморщился. Что за бредятина лезет в голову?

— Так вы сделаете это, Винс? — спросил Доктор.

Сыщик долго молчал, уставившись в стенку напротив. Потом сказал хриплым от волнения голосом:

— У меня есть выбор?

Харвис, поджав губы, виновато покачал головой.

* * *

Жизнь — чертовски несправедливая штука. Мы находим золотые копи, строим планы, а на деле оказывается, что нашли известняк.

Мы мечтатели по своей природе — все мы. Даже прожженные циники подчас теряют голову, бросаются в мир грез, возводят огромные замки из песка, уверенные, что прочней этих стен нет.

Однако волна реальности беспардонно слизывает построенное, оставляя взамен лишь мерзкую липкую массу.

Люди бессильно опускают плечи и бредут в гребаные квартирки «три шага в длину и два в ширину», включают телевизор и ничего не замечают вокруг. Кто-то из них однажды вновь будет строить замки. Но волны реальности приходят на берега жизни с отвратительным постоянством, и воспрянувшие было мечтатели с очередным прибоем вновь никнут.

Я не уверен, что в этом мире можно построить что-то прочнее холодных кирпичных стен. Но, как и любой другой человек, брошусь возводить песочные цитадели при первой же возможности.

* * *

Он просидел у Доктора до позднего вечера. Харвис цедил вино и рассказывал истории давно минувших дней. Винс улыбался, шутил, однако в голове у него звучало только одно проклятое имя — Аманда. Словно какой-то остряк записал его на кассету и, включив магнитофон на воспроизведение по кругу, засунул его сыщику в череп.

Новал позвонил ей, едва пришел домой. Старался быть милым, старался, чтобы она ничего не заподозрила. Назначил встречу на завтрашний вечер.

А потом позвонила Мэй.

— Он… мертв, — сказала она, и голос ее при этом дрожал, как бродяга под ветром.

— Кто мертв? — изобразил удивление сыщик.

Он не хотел говорить правду. Если Мэй узнает, что Генри погиб из-за его допроса, она в лучшем случае просто возненавидит его. В худшем же миссис Кребол может подумать: «А не стараниями ли нашего доброго друга Винса Новала мой муж отправился на тот свет?» И, позвонив в полицию, рассказать о своих подозрениях копам. И тогда пиши пропало: его упрячут в камеру «до выяснения обстоятельств», и он не сможет выполнить задуманное.

— Он… Генри…

— О Боже! Как это случилось?

— Не знаю… я… пришла домой… а он… — Мэй снова разрыдалась.

— Успокойтесь, прошу вас. Я уже совсем близко, миссис Кребол, еще немного, и я поймаю убийцу…

— Прощайте, мистер Новал, — неожиданно спокойно сказала Мэй. — Знайте лишь, что я ни в чем вас не виню.

С этими словами она повесила трубку. Винс хотел сказать что-то еще… Но снова не успел.

Швырнув трубку на рычаг, он уселся в кресло и облокотился на стол. Что имела в виду Мэй, говоря ему «Прощайте»? Она решила уехать из города? Или свести счеты с жизнью?

К черту. К черту этих проклятых Креболов. Лучше бы он никогда с ними не встречался. Лучше бы отказался от дела. К черту. Проблем и так хватает.

Некоторое время сыщик озирался по сторонам в поисках чего-то, могущего отвлечь от дурных мыслей, однако его конура меньше всего походила на луна-парк.

Больше — как раз на конуру. Закрытое одеялом разбитое окно, пленка на диване, кровь на сливном бачке… Он честно прибирал этот беспорядок три дня назад, но пивные бутылки снова появлялись, бились и оставались на полу мелкими осколками. Самые крохотные противно хрустели, когда на них наступали. А те, что покрупнее, лишь чудом не впивались в ступни через подошвы.