– Подумать только, – сказал Антон, когда они в узком кругу обсуждали результаты «рейда», – если бы Уразаева не просчиталась с этими двумя мамашами, все еще долго могло оставаться шито-крыто! Алкоголики и наркоши не попрутся искать правду – да они и не заметят, что кое-какие детишки отсутствуют!

Алла понимала, что он прав: если бы Иночкина не начала ходить по инстанциям, а Карпенко не оказалась в больнице и не встретила Мономаха и социального работника, принявших участие в судьбе ее семейства, трудно было ожидать от этой истории благополучного исхода.

Задержанный приятелем Мономаха злодей оказался не кем иным, как Леонидом Ивановичем Ирдановым, в уголовном миру – Леней Иорданом. Длинная история общения Иордана с органами внутренних дел включала четыре ходки, две из которых – по малолетке, зато две другие – за разбой, мошенничество и, как венец всему, убийство при отягчающих.

Пока он молчал, и обстоятельства, сведшие вместе столь разных людей, как он, Уразаева и Говорков, оставались загадкой, но Алла не сомневалась, что рано или поздно все прояснится. А вот искать Уразаеву, считала Алла, смысла не имеет: остается ждать, пока кто-то из фигурантов признается в ее убийстве.

Наиболее вероятным кандидатом она полагала Ирданова, а заказчиком – Говоркова, но это еще предстояло выяснить наверняка. И главным оставался вопрос, кто из задержанных заговорит первым – тогда его показания можно будет использовать, чтобы разговорить второго.

Теперь у нее на руках оказалось несколько козырей. Во-первых, показания Говорковой и, что гораздо интереснее, скриншоты с компьютера ее мужа.

Алла прочла переписку и пришла к однозначному выводу: речь в ней именно о торговле детьми. Иностранец, с которым был в контакте Говорков, являлся куратором группы педофилов в странах Скандинавии, в то время как в России эту «должность» занимал Говорков. Правда, никаких намеков на личные пристрастия замруководителя администрации Красносельского района в переписке не содержалось, но Алла решила, что это можно выяснить и позднее – в конце концов одна статья ему «светит» точно, а там видно будет!

Во-вторых, в руках следствия находился Ирданов, важный свидетель, который, рано или поздно, сдаст хозяина, чтобы выгородить себя и добиться поблажек. Такая перспектива должна напугать Говоркова, ведь он не в курсе, что уголовник отказывается говорить!

Кроме того, у Аллы и ее группы имелись показания «приемных семей», в которые помещали изъятых детей – в общем, были все основания вплотную заняться Говорковым. И все же Алла возложила допрос на Антона Шеина.

Тот прямо-таки бил копытом, мечтая втоптать задержанного в грязь, довести его до черты, за которой тому останется лишь признаваться и признаваться в надежде на снисхождение.

Опер справился со своей задачей на отлично: Говорков буквально взвыл, требуя адвоката.

Алла поболтала с Денисом Сергеевичем Кудряшовым, оказавшимся человеком неглупым – чего, впрочем, можно было ожидать от представителя его профессии, – и покладистым – чего она вовсе не ожидала. Под давлением неоспоримых доказательств адвокату удалось убедить Говоркова стать более сговорчивым, и тому ничего не оставалось, как смириться.

Впервые встретившись с чиновником лицом к лицу, Алла вспомнила, что видела его по телевизору, на одном из местных каналов. На экране он выглядел внушительно и деловито, и даже оказавшись в ее кабинете, пытался использовать начальственные интонации и обычный набор чиновничьих «примочек» типа «вам здесь не работать, если сейчас же не отпустите меня на все четыре стороны!».

Сейчас, войдя в комнату для допросов, она увидела уставшего, напуганного мужчину в помятом пиджаке – сказывались двое суток, проведенных в заключении. От былого лоска и самоуверенности не осталось и следа. В этом они с бывалым Ирдановым сильно отличались: уголовник знал, чего ожидать, а вот Говорков мог только предполагать. Неопределенность, как известно, пугает!

Случалось, и не раз, что задержанные вызывали у Аллы сочувствие. Она подавляла его, понимая, что не имеет права на собственные суждения, это – прерогатива суда. Ее дело – понять, достаточно ли доказательств того, что данный человек причастен к преступлению, а уж виновен ли он, установит суд.

Алла далеко не всегда была согласна с судебными решениями, однако никогда их не оспаривала: если обвиняемого оправдывали, это означало, что адвокат сделал свою работу лучше, чем сторона обвинения – и только. Однако к Говоркову Алла ни малейшей жалости не испытывала, напротив, с трудом подавляла отвращение к человеку, который воспользовался положением и беспомощностью своих малолетних жертв, чтобы делать «бизнес». Чиновника ничего не смущало, и совесть, видимо, уснувшая в младенчестве, не будила его по ночам. И Алла дала себе слово, что сделает все, чтобы этот человек отправился за решетку на как можно более долгий срок. Она выкопает каждый факт, отследит каждую ошибку, найдет и допросит всех возможных свидетелей, но Говорков легко не отделается!

В допросную она вошла с безмятежным выражением на лице, которое практиковала много лет: допрашиваемый не должен видеть, какие эмоции вызывает у следователя, ведь это может подсказать ему линию поведения, а Алле требовались лишь факты. Она не сомневалась, что Говорков попытается себя обелить, но знала, как заставить его говорить правду.

Поначалу он снова пытался гнуть старую линию, но, поняв, что это не прокатит, решил придерживаться стратегии своего адвоката, мимикой и недвусмысленными жестами пытавшегося вернуть подзащитного на верную стезю.

В задачу Аллы входило заставить чиновника действовать вразрез с тщательно выстроенным планом, хотя в присутствии его автора, Кудряшова, это представлялось делом нелегким.

– Давайте я расскажу, что нам известно, – миролюбиво сказала она, с многозначительным видом листая папку с делом. – Вы в сговоре с гражданкой Уразаевой…

Говорков попытался было сразу же возразить, однако адвокат мягко положил ему руку на локоть. Видимо, эта мягкость была обманчивой, потому что чиновник скривился, как от боли.

– …занимались незаконным изъятием детей из неблагополучных семей. Она, минуя обычную процедуру, включающую в себя судебное заседание и получение постановления, приходила к вам. Вы, пользуясь формулировкой о необходимости защиты несовершеннолетних, находящихся в опасности в собственной семье, подписывали разрешение на изъятие. После этого в дело вступали Уразаева и Ирданов, изображавший полицейского или судебного пристава – сомневаюсь, что люди в момент их «работы» могли разобраться, кто есть кто. Уразаева намеренно являлась в квартиры в то время, когда взрослых там быть не могло, ну а сопротивление детей, как мы все здесь понимаем, преодолеть было нетрудно. Забирали только детей до восьми лет… Скажите, Сергей Геннадьевич, данное условие диктовалось особыми пристрастиями ваших клиентов или тем, что малыши, по возвращении, не сумеют внятно описать, что с ними творилось в так называемых «приемных семьях»?

– Марго… то есть Маргарита Уразаева сказала, что так безопаснее, – едва слышно ответил Говорков. – Она считала, что в более младшем возрасте никакой особой психологической травмы у детей не останется.