– Люди всегда люди, Палион, они интригуют, они хитрят и ловят друг дружку в сети собственной глупости. Большое колдовское спасибо нашему доброжелателю за лошадей. – Вебалс картинно прижал правую руку к сердцу, но совершенно позабыл при этом стереть ехидную ухмылку с лица. – Но не кажется ли тебе странным, что кто-то заботится о нас и, кроме того, пребывает в курсе наших планов. Скажи, кто мог знать, что мы отправимся за герцогом?

Палион промолчал, хоть он уже и остыл, но был морально не готов ко второму туру утомительных дебатов, который с большой вероятностью закончится точно так же, как и первый, размолвкой и взаимными оскорблениями.

– Только сам герцог и Кергарн, и то при условии, что они действительно заодно, насчет чего лично у меня есть некоторые сомнения. На нас поставили ловушку, и в нее положили сыр. Неизвестно кто, неизвестно как узнает о наших планах, каким-то странным образом предвидит, что мы выберемся из города через тайный лаз, и оставляет карту с подробным описанием куда идти. Тебе не кажется необычайно глупым идти у этого «некто» на поводу?

– Кажется, – кивнул Палион, – но выхода другого у нас нет.

– Брось, дружище, выход есть всегда, – рассмеялся Озет и примирительно хлопнул товарища по плечу. – Умная мышь, жизнеспособная мышь, не лезет очертя голову в мышеловку, а сначала долго ходит кругами и принюхивается.

Давай поступим, как эта мышь: сначала разведка, а уж затем поедание сыра!

– Как будто я тебе другое предлагал, – обиделся Палион, что далеко не все его слова были услышаны компаньоном.

– Ты предлагал мне поступить умно, а я тебе мудро, чувствуешь разницу?

– Не темни, давай к делу, – угрюмо сдвинув брови, произнес разведчик, уже порядком уставший от пустых слов.

– Хорошо. – Вебалс достал из-за пазухи смятый листок послания и еще раз внимательно изучил нарисованную на нем от руки карту. – Маршрут передвижения герцога довольно предсказуем и прост: все время по дороге в столицу и так все пять дней. Однако, не доезжая примерно милю до поворота на Лунц, кортеж съезжает с большака и делает пятичасовую остановку на опушке вутеркельского леса. Спрашивается, зачем?

– А ты не догадываешься?

– В том-то и дело, что догадываюсь, и наш доброжелатель догадывался, что мы догадаемся.

– Слушай, не каламбурь, и так тошно, и жрать охота, – посетовал Палион, у которого от голода уже давно ныл желудок, а теперь еще и заболела голова.

– Он или они, сколько наших «друзей» – не знаю – надеются, что мы свернем к лесу. Возможно, там на нас устроена засада.

– Твои предложения, – не выдержал хождения вокруг да около Палион, – только кратко и без лирических отступлений о природе человеческой.

– Вторая остановка кортежа, как я и предполагал, будет в придорожном трактире «Свет Лиотона», что в двадцати милях отсюда.

– В восемнадцати, – поправил Палион, – две мы уже протащились.

– Не важно, – отмахнулся колдун. – Мы едем туда и расспрашиваем народец в округе, не проезжал ли кортеж. Карету герцога ни с чьей не перепутаешь, так что ошибки быть не может. Если «да», то тогда все ясно. Оставляя хитрецов ни с чем, мчимся в столицу.

– А если «нет»?

– Ну, вот тогда нам придется вернуться и расспросить герцога, какие грибочки растут в вутеркельском лесу. Кстати, местечко не из приятных. Именно там люди впервые увидели вутера, отсюда и название твари, правда, многие думают, что наоборот, что лес назван в честь чешуйчатой гадости.

– Успеем добраться? – засомневался Палион.

– Кортеж выехал из Дукабеса на час раньше, чем мы. Карета у герцога хорошая, но гнать лошадей он не будет, так как к тряске не приучен. В среднем его экипаж будет двигаться в два-три раза медленнее, чем мчится всадник-гонец, – начал расчеты вслух Озет, но, видя, что союзник не поспевает уловить его скомканные и перепутанные только ему известным образом логические нити, стал бесшумно шевелить губами. – Да, успеем. Если сейчас поторопимся, то через два с половиной часа возле трактира будем, а на лесную опушку примерно за час до отъезда успеем.

– Не поздновато?

– Нет, – зловеще усмехнулся Озет. – Мне ведь приданных обстоятельствах герцог сам без надобности, мне след его нужен, в какой закуток чащи он ведет. По запаху логово недруга определю, я могу, я умею, а герцог… – Вебалс хмыкнул. – Что герцог? Одной сволочью больше, одной меньше – это небо коптит.

Наконец-то обсудив все «за» и «против», компаньоны пришпорили коней и помчались в придорожный трактир «Свет Лиотона».

* * *

Весь мир – театр, а люди в нем – актеры, только вот капитану лиотонской гвардии, Андре Фуро, опостылело играть свою роль. Ему надоел форменный плащ и дурацкий рогатый шлем. Он устал от гвардейцев, вечно выискивающих работу попроще и ворующих господские харчи, ненавидел герцога, за которым приходилось постоянно таскаться, и все потому, что стоявшим над ним командирам хотелось знать, с кем встречался Самвил и какие у него находились дела в различных уголках огромного, поросшего лесами и запруженного болотами Лиотона. А ведь когда-то он мечтал о подвигах, жаждал приключений и красот далеких стран. Мечты частично сбылись, но бездействие утомляло рыцаря, делало его слабым и вялым, как объевшийся сметаны кот. Андре Фуро стремился к активным действиям и переменам, но всем было глубоко плевать на порывы его измученной обыденностью жизни души. Его мнения никто не спрашивал, а вот ему приходилось согласовывать почти каждый шаг.

Уже третий часа гвардейцы скучали на лесной опушке, расположившись лагерем вокруг трех карет. Кто спал, кто отчищал заляпанные дорожной грязью плащи, а кто проигрывал месячное жалованье в карты. В общем, все развлекались, все, кроме него, кому жалость к самому себе и дурные предчувствия не давали покоя. Капитану не нравились долгие стоянки на лесной опушке. В прошлый раз, когда герцога понесло в вутеркельский лес, он потерял нескольких бойцов. И самое обидное, что вельможу нельзя было даже спросить, куда подевались его солдаты. «На нас напали разбойники», – небрежно кинул Самвил по возвращении, притом таким снисходительным тоном, как будто сказал: «Ах да, господа, я потерял свою любимую перчатку!» Андре, естественно, не поверил ему, но разве может гвардейский капитан докучать расспросами тому, в чьих жилах течет королевская кровь?

«Ох уж эти династии, эти дворцовые снобы и выслуживающиеся перед ними лизоблюды!» – сетовал Фуро, прекрасно отдавая себе отчет, что никогда не сможет указывать герцогу, куда тому ездить, с кем встречаться и сколько охранников с собой брать. К примеру, в этот раз он снова взял шестерых. Фуро не мог забыть их лица, лица несчастных, идущих на верную смерть. Кто ответит за их загубленные жизни? Ответ простой – никто. Законы хоть и красиво написаны, но служат они лишь банде, прорвавшейся к власти. Если богиня правосудия и слепа, то, как всякий невидящий, хорошо ориентируется по запаху и звукам.