– Что-то, друг мой, вы неважно выглядите. Может быть, поделитесь, что гнетет вас?

Просьба короля равносильна приказу, и волей-неволей Себастьян вынужден был ответить, хотя, конечно же, не всю правду.

– Здоровье отца и возмутительное поведение кузена печалят меня, – склонив голову, с тяжелым вздохом сказал он. – Кларенс безответственно, совершенно не заботясь о своей чести и достоинстве, ведет себя. Это подтачивает здоровье отца и…

– Полно! – отмахнулся король. – Я не стану приказывать разбираться с трастовым фондом и даже запрещу предпринимать что-либо по отношению к вашему кузену. Хотя, на мой взгляд, следовало бы высечь его, как непослушных детей секут розгами. Если бы не советник соувенского короля, наверное, я бы повелел сделать это, но да ладно… Лучше скажите, что с пороховыми домами?

– Граф Пенсери и баронет Теркони сделали почти все. В Глоссеншире, Истерсе и Дорбиле дома готовы к пуску. Остались лишь минимально необходимые приготовления.

– А чертежи?

– Механики давно разобрались, почему первые образцы не работали так, как нужно. Они уже выпустили пробную партию, которая успешно прошла проверку в пятом гренадерском полку. Офицеры отчитались о невиданной ими доселе мощи и скорострельности данного оружия, о его высокой поражающей способности. И первый и второй… кхгм, образцы оказались весьма и весьма… впечатляющи. Единственное, что отметили негативного, – всех солдат, что будут пользоваться новым оружием, придется переучивать. Новое оружие приходится по-иному заряжать – с казенной части, прицеливаться, да и многие по привычке, несмотря на малый вес, пытаются образец номер два поставить на сошку… Но думаю, это поправимо. Вся наша затея – это необычайный прорыв…

– Который обошелся короне чрезвычайно дорого – одни только плавильни еще при жизни отца нам чего стоили?! – перебил король воодушевившегося собственной речью Себастьяна. – С другой стороны, мы не могли больше затягивать! Теоретически еще наш отец мог все сделать, но тогда бы нас смели объединившиеся Андор, Мулор и Соувен, а мы, истощенные промышленной гонкой, даже пикнуть бы не смогли. Но сейчас, полвека спустя… Мы даже начинаем радоваться, что в Андоре, да простит нас Господь, затяжная засуха и голодные крестьянские бунты. А в Мулоре железной рукой из-за спины внука правит тетка Гвендолин – чтоб она еще десяток-другой пожила. Так что сейчас самое время. Правда, министры еще бы не затевали очередную возню с законодательством и не испортили… Ну да ладно, тогда мы найдем, чем их успокоить и занять еще на какое-то время.

Король задумался, а Себастьян застыл молча у камина, не смея нарушать тишину.

– То, что завещала моя бабка, мы освоили, – заговорил государь четверть часа спустя. – Но пройдет несколько лет, и мы потеряем преимущество в вооружении. – И тут же вскинул ладонь, словно прерывая даже не думавшего возражать Себастьяна. – Все равно максимум через месяц-другой, как бы мы ни береглись, на стол соувенского собрата ляжет первый выкраденный образчик. Потом они разберутся, что к чему и… Государству нужен запас знания! Чтобы у нас было в запасе то, до чего наши соседи не додумаются хотя бы еще лет десять.

– Десять? – недоверчиво переспросил Себастьян.

– Ну, хорошо, хорошо, – отмахнулся король. – Пять. Хотя бы пять лет. А мы за это время… Мне нужна жена твоего кузена.

– Вы думаете, что она, как и ее величество Флоренс, разбирается?..

– Я ничего не думаю по этому поводу. По этому поводу пусть думает наш главный механик и инженер барон Ковали. Недаром же я ему титул пожаловал… Я хочу побеседовать с ней, а после… после с ней пусть общается Ковали. Даже если она не знает о том, что нам требуется в первую очередь, она может знать, а может и уметь многое другое. Вот пусть Ковали и выжимает из нее все.

Желание короля следует рассматривать как приказ, надлежащий безотлагательно выполнить. И Себастьяну ничего не оставалось, как отправляться за Аннель в деревню. Конечно же, ему не очень хотелось выполнять это лично, но вариантов не было. Епископ Тумбони до сих пор не вернулся из Рейвеля. Он как доверенное лицо его величества договаривался с крупными промышленниками. Казна уже без ущерба и заметных дыр в бюджете не могла покрывать такие траты на вооружение. А никого другого посылать не хотелось. Еще неизвестно, как отреагирует Аннель на появление посторонних в усадьбе. Он специально встретился с Мартином Истбруком и Натаном Коелем, так они на полном серьезе поведали душещипательный рассказ о своем визите. Они были стопроцентно убеждены, что Аннель больна чахоткой, и так искренне уверяли Себастьяна в этом, что он поверил бы им, если бы тогда сам не приехал в усадьбу в августе и не видел бы вполне здоровую и относительно довольную жизнью девушку. И теперь он опасался, что еще кого-нибудь, ранее незнакомого с ней, эта смекалистая леди сможет обвести вокруг пальца. А в том, что Аннель смекалиста и умна, он убедился давно.

Если быть честным с собой, то ехать не хотелось лишь по одной причине – он боялся, что Аннель влюбится в него так же, как он влюбился в нее. Если бы тогда он знал о легенде, то не сидел бы безвылазно полтора месяца в усадьбе. Он-то сам ладно, его чувства – это только его чувства. А она?! Что ей потом делать со всем этим?

От таких мыслей Себастьян совсем загрустил. Он до последнего момента собирался отправить своего помощника, однако под конец не выдержал и в сопровождении личного камердинера, дюжего малого, не склонного к откровенностям, лакея и пары гвардейцев, с которыми он всегда отправлялся в опасные путешествия, выехал в Адольдаг.

Зима уже вступила в свои права, и хотя снега легло не так много, всего лишь по колено, передвигаться было трудновато. Санный путь укатали лишь на самых крупных трактах, тогда как небольшие обходные дороги по-прежнему находились под пушистым белоснежным покрывалом. От этого путь был неспешным и даже ленивым, словно Себастьян подсознательно оттягивал момент встречи. Да и не по всем дорогам, пригодным для верховой езды, могли пройти сани. Сейчас они пустые (лишь на козлах сидел лакей) ехали следом за всадниками. Себастьян подозревал, что Аннель вряд ли умеет держаться в седле, и решил не подвергать девушку ненужному риску.

На четвертый день пути, когда они остановились в трактире на ночь, один из гвардейцев подсел поближе к маркизу и осторожно начал:

– Милорд, кажется, третьего дня мы напрасно свернули с тракта. Еще вчера я заметил, что сильно забираем на запад. Этаким делом мы и в Тосмут не попадем, оставив его по левую руку. Сейчас мы с вами в Суере, то есть уже западнее… – И, оборвав фразу на полуслове, лишь добавил: – Вы ничего не подумайте, но если нам нужно к усадьбе, то мы совсем не туда направляемся.

Себастьян, а именно он возглавлял кавалькаду, в безмерном удивлении поднял глаза на гвардейца. До него только сейчас дошло, что он вел людей в совершенно другую сторону.

– Черт возьми, Пауль! – выдохнул он. – Ты прав!..

Себастьян никак не мог объяснить свое поведение – вроде ехал себе и ехал, куда собирался. Он был погружен в думы о будущем и не обращал внимания на свои действия, ведь все вроде было как всегда. И тут раз – словно пелена с глаз упала!