– Но я подумал: костер заметят. Да и запах вашего жареного тела привлечет внимание. Я выбрал угловую сценку. Ах, жалко, книжечка тю-тю. А то бы я вам показал. Ну да ладно. Опишу своими словами. Нагая Артемида с нимфами. Этого добра как раз навалом. До чего доверчивый народ советские бабы… Ну а вам, товарищ Зайцев… Вы у нас комсомолец Актеон, затравленный собственными собаками. Не волнуйтесь, товарищ Зайцев. Я знаю, что у вас нет четвероногих друзей. Да и двуногих тоже. Я все для вас уладил.

Алексей Александрович наклонился над Зайцевым – заметил веревку:

– Фу, нехороший мальчик.

Он потуже затянул узел. Затем помог Зайцеву, поднял его на ноги. Зайцев попытался ударить его головой, но Алексей Александрович проворно увернулся.

– Ну-ну, не бодайтесь. Я почти закончил. Прогуляйтесь немного со мной под руку.

Он тащил Зайцева за собой.

– Вот, товарищ Зайцев. Я подумал: большой, настоящий костер слишком заметен, нам могли помешать. И я подумал: костер метафорический ничуть не хуже. Я поджарю вас, товарищ Зайцев. На ме-е-е-дленном огне.

Перед ними темнело дерево с длинным толстым суком, похожим на вытянутую в сторону руку. Или на виселицу, с ужасом осознал Зайцев: под суком на шатком брезентовом стульчике, какие обожают рыбаки и художники, на самых носках балансировал Нефедов. Руки связаны за спиной, на шее петля. Казалось, что Нефедов на цыпочках примеривается к какому-то танцу. Мальчишеское лицо было бледно смертельно.

– Собачка ваша, – ласково произнес Алексей Александрович. Он схватил Зайцева за запястья, завозился с узлом. А ногой небрежно выбил стул. Нефедов задергался в петле.

Зайцев почувствовал, что руки его свободны, Алексей Александрович не держал его. Зайцев бросился, поймал Нефедова за ноги, толкнул вверх. Удержал. Нефедов сипел. Но был жив. Руки Зайцева стали быстро наливаться тяжестью. Нефедов закашлялся. Но дышал. Зайцев думал только о том, чтобы не упустить ношу.

Алексей Александрович засмеялся.

– Я в вас не ошибся, товарищ Зайцев. Вы примитивны.

Он поднял, сложил стульчик.

– Вот видите, у вас был простой выбор: бросить вашу собачку или поймать меня. И что выбрали вы? Но я сегодня добрый. Я вам помогу исправиться. И пока вы тут стоите и обнимаетесь, как пасхальные зайчики, я пойду и спущу собак настоящих, мой дорогой Актеон. Немецкие овчарки очень не любят, когда по территории зоосада разгуливают посторонние. Прощайте.

И его шаги захрустели прочь.

– Ты меня подкинь, – прохрипел Нефедов.

– Как? Ты точнее указания свои дать можешь?

– Ну толкни. Нет, не так. За ступни.

Зайцев, пыхтя, перехватил Нефедова за ступни. Рук своих он почти не чувствовал, мышцы свело напряжением.

– Нефедов, я в цирке не служил.

– Раскорячься. Раскорячься. И вытолкни меня вверх.

Зайцев попробовал согнуть колени. Ему казалось, что они сейчас треснут и, как сломанный рычаг, обрушат его вниз. Он набрал воздух в грудь. И с криком послал свое тело вверх. Ему показалось, что тело не послушалось. Но руки разжал. И тотчас рухнул на спину.

От удара животом об сук Нефедов выругался. А потом добавил обычным голосом:

– Молодец.

Зайцев посмотрел: теперь Нефедов висел животом на суке, перегнувшись пополам, как диковинная гусеница.

– Товарищ Зайцев, теперь на дерево полезайте.

– Да не учи ученого.

Зайцев довольно быстро вскарабкался, на животе подполз к Нефедову. Ногами он сжимал сук. А руками и зубами терзал узел. Потом ослабил веревку на горле, откинул прочь. Нефедов тотчас преобразился. Он уперся руками в сук, как в турник. Молодцевато подтянулся, не забыв по всем правилам искусства вытянуть носки. Сложился вдвое. Перевернулся. И, мелькнув клубком в воздухе, звонко приземлился на обе ноги, вытянув вперед руки. После чего распрямился и потер шею.

– Чуть не сдох, – резюмировал он. И опять впал в свое чухонское спокойствие.

– Поздравляю, – отозвался с сука Зайцев. Повис на руках, упал вниз.

И тут уже они оба это услышали: быстрое движение приближалось. Гибкие и сильные, как железные пружины.

– А теперь, Нефедов, бежим!

Обычная собака бегает куда быстрее обычного человека. Вот только собака плохо представляет себе абстрактную карту местности. Зайцев мчался, не разбирая дороги, протягивая руки вперед. И только по звуку понимал, что Нефедов не отстает. Он бежал к Неве. К воде.

Он не рассчитывал сбить собак со следа. Но в воде псы потеряют преимущество скорости – и прицельного прыжка на горло жертве.

Он сразу увидел, где кончался берег и начиналась вода: большие белые ладожские льдины плавно скользили мимо, направляясь к месту своей смерти, в Финский залив.

– Потонем, товарищ Зайцев! – взмолился Нефедов. – Не переплывем. Замерзнем. Не течение утащит, так льдом зашибет.

Собаки их уже не только чуяли – видели. Возбужденный лай рвался из глоток.

Зайцев, не сбавляя скорости, врезался в обжигающую воду.

– Тебя где черти носили? – ахнула Паша. – Колотит всего.

Раньше Зайцеву казалось, что «зуб на зуб не попадает» – это поговорка, метафора. Теперь он знал, что это не так: челюсть его так и прыгала сама по себе, выбивая дробь.

Паша отперла квартиру ключом со своей связки. Коридор оцепенел в сонной тишине: соседи спали.

– Входи скорее. Вон лужа натекла уже целая. В ванную, быстрее! Сымай все. Да тихо ты!

Зайцев сидел на полу с одеялом на плечах, трясясь всем телом, когда Паша вошла с дымящимся ведром в могучих руках.

– Ну? Да чего я там не видела, – шепотом приказала она.

Зайцев встал босыми ногами в ванную. Ему показалось, что от кипятка с него сейчас слезет кожа. Он чуть не заорал.

Паша подала сперва полотенце. Потом опять одеяло.

Потом он сидел на кровати. Его все еще била крупная дрожь.

Паша вернулась с большой мутной бутылью. В стакане забулькало.

– Пей. Залпом.

Зайцев ахнул стакан, борясь с отвращением. Подождал. Сглотнул позыв к тошноте.

Паша подала второй:

– Пей еще.

Зайцев помотал головой: нет.

– Тебя где это черти носили?

– Я топиться ходил, Паша.

Она так и вскинула руки:

– Из-за Алки, что ли?

– Из-за нее.

Вот все, что Паше можно знать.

– Ну дурак, – потянула Паша. – Нашел тоже из-за кого. Пей.