– Это шутка?

– Никаких шуток, Финист. Не хочешь умереть прямо тут – начинай говорить.

Финист оскалился, глядя на Василису исподлобья:

– Не мели чепухи. Кирши сказал, что меня приказали доставить живым.

– Мне такого приказа никто не давал. Кирши сейчас здесь нет, и, как ты успел заметить, отношения у нас с ним так себе. – Для убедительности Василиса сильнее прижала лезвие к горлу мятежного Сокола, позволив выступить нескольким капелькам крови. Финист зашипел от боли. – Считаю до трёх. Раз… два…

– Ладно! – Финист попытался отползти от Василисы, но она не позволила.

– И позаботься о том, чтобы имя в клятве прозвучало настоящее, – напомнила Василиса. – Я узнаю, если ты соврёшь.

Финист скривился, но спорить не стал. Жизнь была ему явно дороже имени.

– Я, Неждан из Даргорода, клянусь тебе, Василиса, в верности. Я вверяю жизнь свою в руки твои, сердце моё и воля моя – твои, и быть тому так до тех пор, пока ты не решишь иначе. И не поднимется ни рука моя, ни меч мой против тебя, потому как единственный смысл мой – это ты. И пойду я туда, куда укажет рука твоя, и не смогу противиться слову твоему. И быть этой клятве нерушимой, как нерушимы чертоги богов. Клянусь.

Василиса кивнула, чувствуя, как чары пронзают воздух, закрепляя клятву, и практически видя, как золотая нить от сердца Финиста ложится ей в руку. Она ожидала, что испытает облегчение, что ощутит удовлетворение от вида поверженного Финиста или что хотя бы злость её притупится и станет легче. Но ничего из этого не случилось. Финист вызывал лишь отвращение и всё ту же бессильную злобу, что и раньше, только теперь к ней примешивалась ещё и злость на несправедливое – как ей казалось – отношение Кирши. Но, разумеется, ничего из этого она Финисту показывать не собиралась, поэтому растянула губы в довольной улыбке.

– Умничка. – Она похлопала Финиста по щеке и спрятала нож. – Приказываю тебе никуда не уходить, пока я не вернусь.

Лицо Финиста перекосило, плечи напряглись, и он медленно кивнул, будто движение далось ему с трудом.

– Забавно, правда? – сказал он, когда Василиса уже была у двери. – Как раб и хозяин поменялись местами. Поздравляю с освобождением, красавица. И снимаю шляпу.

Василиса замерла, в памяти сами собой вспыхнули слова.

«Лишь раб, что получит свободу, меч, что разрубит камень, и свет, что затмит солнце, смогут остановить жернова судьбы».

* * *

Кирши гнал лошадь, как безумный, не останавливаясь, и Василиса всерьёз боялась, что они загонят животных ещё до прибытия в Хавен, а Финист, как выяснилось, пострадавший от кулаков Кирши больше, чем казалось на первый взгляд, да ещё и связанный, с трудом держался в седле. Но Кирши ничего из этого, казалось, не волновало, а поговорить он шанса не давал – Василиса, к лошади которой была привязана лошадь Финиста, отставала от него на десяток саженей.

По прибытии в Лагвицы и по дороге на корабль Василиса несколько раз пыталась заговорить с Кирши, но он каждый раз находил повод избежать разговора: то отлучался за провизией, то исчезал на поиски капитана корабля, то придумывал ещё что-нибудь, лишь бы не оставаться с Василисой наедине. Чародейка не понимала, чем заслужила такое отношение, и решила во что бы то ни стало припереть Кирши к стенке на корабле, когда тому попросту некуда будет от неё деться.

Но стоило кораблю отплыть, как Кирши, весь зелёный, завалился на койку в каюте, отвернулся к стенке и пролежал так все три дня пути. И если и вставал, то когда Василиса спала. Несколько раз чародейка даже начинала переживать, не умер ли он, и подходила проверить, каждый раз встречая всё тот же обжигающе холодный взгляд синих глаз. Облегчённо вздыхала и возвращалась на своё место.

Финист вёл себя тише воды ниже травы, старался лишний раз не чесать языком и держаться от Василисы подальше, бормоча что-то вроде того, что от её злости у него болит голова.

На исходе третьего дня плавания Василисе всё же удалось перехватить Кирши на палубе. Серые тучи щедро рассыпали колючий дождь, высокие волны подбирались к кораблю, готовые обрушиться на борта, но в последний момент стыдливо опадали под пристальными взглядами чародеев.

Ветер хлестал Василису по щекам, но она не чувствовала холода, переполняемая решимостью поговорить с Кирши.

Он стоял, перегнувшись через борт, растревоженный сильной качкой. На сером лице читалась мука, и, возможно, он бы предпочёл, чтобы в таком состоянии его никто не видел, и, будь у Василисы такая возможность, она бы выбрала момент поудобнее, но чародейка знала, что Кирши ей такой роскоши не предоставит.

– Говорят, если смотреть на горизонт… – начала было она.

– Уйди, – простонал Кирши, сползая на мокрый пол. Его затылок с глухим ударом прислонился к борту, глаза закрылись.

Василиса села рядом:

– Я могу поискать мяты, говорят, помогает.

Кирши перевёл на неё тяжелый, усталый взгляд:

– Не нужна мне твоя забота.

– Почему ты упрямишься? Я же помочь хочу.

– Так я не прошу о помощи! – Кирши оскалился и снова ударился затылком о борт. – Когда же до вас всех уже дойдёт!

Василиса дёрнулась, словно от жгучей пощёчины. Он снова отталкивал её, снова и снова, хотя она так в нём нуждалась. Но одновременно с этим она чувствовала, как ему плохо. Василиса сразу поняла, кто эти «все»: она и Атли. Они оба лишили Кирши свободы. Умышленно или нет, по доброй воле или нет – это было не важно. Для него не важно и теперь не важно. Кирши злился, она это видела, а ещё чувствовала, как его грызёт, разрывая на части, собственное бессилие. Василиса понимала его состояние, потому что совсем недавно сама это чувствовала. Только вот она была во власти клятвы меньше месяца, а Кирши… Как давно он дал клятву Атли? И как Атли её использовал?

– Мы найдём, как разорвать твою клятву. Должны быть ещё способы, не только этот кинжал.

Кирши выразительно посмотрел на Василису, отчего она тут же почувствовала себя полной дурой, но постаралась не подать виду, прибавив решительности во взгляд. Кирши это не впечатлило.

– Я понимаю, ты злишься на меня…

– Я злюсь только на себя, Василиса. За то, что лишил себя всего, даже не будучи уверенным в том, что ты настоящая. Что я так легко обменял свою свободу на тебя, сам не понимаю почему, и поэтому злюсь ещё больше. И меня тошнит от того, что ты пытаешься мне помочь.

Вот, значит, как? Кирши жалеет, что спас её? От этой мысли больно кольнуло под рёбрами, а к горлу подкатил ком. Василиса не могла найти слов – находила только разгорающиеся угли злости, за которой хотела спрятать свою боль.

– Тогда в кровнице, – вдруг начал Кирши спокойным, даже задумчивым тоном. – Я увидел мир твоими глазами, вспомнил, что такое быть свободным. Это было так… по-настоящему. Хотя бы одно мгновение не чувствовать тиски клятвы на сердце. Я будто проснулся.