Сильвия едва держалась на ногах от усталости. Она считала, что это из-за задержки вылета их самолета, но дело было вовсе не в этом. Ее прошлое крепко-накрепко вцепилось в нее.

«Мое прошлое крепко-накрепко вцепилось в меня».

В голове Сильвии все время звучала эта фраза.

«А если оно вцепилось в меня, то как же я могу не быть усталой, ведь мое прошлое не спешит раскрываться передо мной, разве не так?»

Они с Джимом сидели в гриль-баре на Северном пирсе Чикаго, нос которого глубоко вдается в озеро Мичиган. Это было типичное заведение подобного рода (естественно, ирландское), в котором разделы меню имели специфические названия «Доне-гриль»[87](мясные блюда) и «Эннис-галлон»[88](сорта пива). Отдельные блюда значились под шутливыми названиями типа «Гамбургер Де Валера»[89]или «Клуб Майкла Коллинза»[90].

Джим, как обычно, болтал без остановки, живо обсуждая сейчас то, что, по его мнению, куча рубленого мяса на его блюде похожа на человечину. Он пил пиво, громко чавкал, набив рот розовым мясом, и курил сигарету — все это одновременно.

Он уже отыскал в двухдолларовом путеводителе для туристов Апостольскую церковь всех святых и сейчас намечал путь, по которому они с Сильвией завтра туда отправятся. Сильвия, наблюдая, как он разглагольствует, чавкает, хлещет пиво, выпускает клубы дыма (словно одержимый викарий из графства Форест Дин[91]), чувствовала, что ее верхняя губа непроизвольно дергается от отвращения. Его горячий энтузиазм в деле, которое никоим образом его не касалось, казался ей непонятным и даже начинал ее раздражать. Все выглядело так, будто ему более важно выяснить, кем она является, нежели ей самой. Из-за этого она чувствовала себя немного виноватой и вдобавок очень усталой. Ей никогда не нравились мужчины, точно представлявшие себе, кем она является; те, кто этого не понимал, были ей куда более симпатичны. А кто она, черт возьми, на самом деле? Проститутка (отошедшая от дел). Певица (оставшаяся без работы). Сильвия думала, что все эти ярлыки, требующие уточняющего пояснения в скобках, никак не могут дать ее точного описания.

Она взяла ломтик картофеля из фритюрницы и почувствовала, как теплый жир течет по ее пальцам.

— Вам обязательно надо курить, когда я ем? — спросила она.

— Так вы же тоже курите! — воскликнул Джим, сделав безмятежно-счастливое лицо.

— Очень редко.

Джим пожал плечами, загасил сигарету и надолго припал к пивной кружке. Сильвия все более склонялась к тому, что его интерес к ее прошлому больше касается его, чем ее, как будто он, прильнув к окну, уже трясется в фургоне с путешественниками, выехавшем из Города пустых историй[92]. Мысль об этом не давала ей покоя. Ну что связывает ее с этим белым мальчишкой (который по годам годится ей в сыновья)? Что он может ей предложить?

К несчастью, ответы отыскались даже прежде, чем она мысленно сформулировала все вопросы, которые висели над ее головой, как дождевое облако над персонажем мультфильма. Не будь с ней рядом Джима, она была бы одна, а быть одна она больше не хотела. Не будь с ней рядом Джима, она никогда бы не поехала в такую даль (ведь он купил билеты до Чикаго и отыскал эту церковь). Не будь с ней рядом Джима, что бы она делала? Ничего. А то, что происходит сейчас, лучше, чем ничего. И может быть, свершится чудо и поможет раскрыть тайну ее происхождения. Но разве возможно нечто необычное и таинственное в таком месте, как Чикаго? В этом бетонном городе, затянутом в лайкру, внезапно выросшем на месте, где прежде была свалка, и впоследствии назвавшем свои районы в честь героев Ирландской республики?

Она потягивала водку с тоником и смотрела, как Джим жадно доедал свой гамбургер. Он облизал пальцы и, взглянув на нее, вопросительно поднял брови, словно спрашивая, все ли он делает так, как надо. Она покачала головой, а он принялся доедать то, что еще оставалось в тарелке. Сильвия не знала, что и делать: смеяться или морщиться.

Была в характере и поведении ее нового знакомого одна особенность, которую она сразу подметила, но не могла объяснить. Снова она столкнулась с тем, чему раньше придумала название «проницательный дурак». Под грязной футболкой со слоганом «Пью за Англию!» скрывался мальчишеский энтузиазм, который этому парню не всегда удавалось сдерживать.

Сильвия вспомнила их перелет в Чикаго. Когда самолет приземлился в аэропорту О’Хара, Джим, вне себя от радости и возбуждения, припал к стеклу иллюминатора, словно ребенок-неврастеник. Увидев небоскребы, возносящиеся к небу, словно сотни Вавилонских башен, он пришел в такой восторг, что не смог сдержаться.

— Посмотрите! — кричал он. — Господи! Да посмотрите же!

Вспомнив это, Сильвия улыбнулась и покачала головой. Да, характер Джима мог озадачить кого угодно. Нет, скорее сбить с толку, решила она, подумав.

— Ну и зачем вы это делаете? — спросила она.

Джим подозвал сонную официантку. На лацкане ее форменного пиджачка был приколот значок, на котором после большой буквы «И» были изображены багровое сердце и зеленый трилистник. Он, попросив у официантки еще пива, обратился к Сильвии:

— Делаю что?

— Помогаете мне. Зачем вам это надо?

— Я думаю, вы хотите узнать, кто произвел вас на свет.

Непонятно почему, но такой бесхитростный ответ вызвал у Сильвии раздражение. В нем были честность и доверчивость, которых она всегда старалась избегать.

— Но почему? — не унималась она. — Не понимаю, что вам-то до этого? Разве это моя идея приехать в Чикаго? Нет, не моя. Это ваша идея. Так за каким чертом вам все это надо? Зачем вы это делаете?

Джим, пристально глядя на нее, зажег сигарету. Его размеренные, словно хорошо отрепетированные движения бесили ее.

— Сдается мне, вы спрашиваете: зачем вы сами это делаете. Вы как будто начали рассказывать смешную историю, а теперь боитесь, что она окажется не смешной. Послушайте, что я скажу: она и вправду окажется не смешной, если вы не расскажете мне главного в своей истории.