А если говорить начистоту, то так ли уж необходима правда? Она считала самыми лучшими историями те, которые работают на репутацию рассказчика и тем или иным образом раскрывают его сущность. А эти безумные россказни были явно в пользу улыбающегося Джима и выставляли напоказ его смущение, словно свет лампочки, освещающей ящики бельевого комода проститутки. К тому же она узнала из его рассказа кое-что, чего не знала раньше. А может, и она могла бы придумать о себе историю, совершенно непохожую на реальную — о счастливом детстве, о прошлом, в котором сбылось все задуманное, о радостном настоящем — и вернуться домой. Домой?.. Это было бы проблематично. Ведь она знала, что вернуться она может только в никуда.

Сильвия, глядя, как Джим, осушив свой стакан, зажег сигарету — на этот раз с того конца, — вдруг почувствовала себя польщенной: этот мальчишка хочет поразить ее, уже изрядно пожившую и много повидавшую, своими сказками. Рот ее непроизвольно скривился в усмешке. Но говорить ей не хотелось. Ведь когда он утром проснется трезвым, его смущение будет для него достаточным наказанием.

Воздух на улице был колючим от морозного ветра, и когда они, спотыкаясь, плелись к своему отелю (скучное занятие для двоих), Сильвия, держа Джима под руку, прижималась к его боку. Так ей было теплее и к тому же помогало оставаться в вертикальном положении, поскольку она была пьяна почти так же сильно, как тот самый офтальмолог из Аахена (он беспрестанно напивался с каким-то непонятным, вероятно, свойственным немцам упорством). Джим, обнимая ее за плечи, прижимал к груди, вдыхая запах спелых фруктов, исходивший от ее волос. Прохожие, как это принято у американцев, беззастенчиво пялились на странную пару, выделывавшую на тротуаре такие па, будто они соревновались на скорость в беге на трех ногах. А Сильвия… она опустила накладные ресницы и попыталась представить себя со стороны, как она промозглым осенним вечером бредет по улице в Сохо, опираясь на нетвердо держащегося на ногах молодого мужчину с каменным лицом. Однако представить себе такое было нелегко, потому что Джим шел медленно, постоянно спотыкаясь то на одну, то на другую ногу, и все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы сохранить равновесие.

На углу Мичиган-стрит и Ист-Огайо к ним, размахивая пачкой газет, подошел чернокожий мужчина с полумесяцем на груди, в красном галстуке-бабочке. Его распухший правый глаз был окружен громадным кровоподтеком, что совершенно не вязалось с щегольским нарядом.

— «Последний призыв», сестра? — обратился он к Сильвии.

— Благодарю, не надо, — ответила Сильвия.

Но Джим закричал:

— Что вы продаете, головы? Нет! Хвосты! — и захохотал над собственной шуткой.

Мужчина, не понимая, пристально посмотрел на него, а Джиму в пьяную голову неожиданно пришла мысль, что обладание чувством юмора должно быть необходимо для уличного торговца и что, возможно, именно по причине отсутствия оного этот парень и получил в глаз.

Оказавшись в номере, снятом на двоих, Сильвия сразу же стала раздеваться, а Джим, зажмурив глаза, отвернулся к стене.

— Что вы делаете? — спросила она смеясь.

— Да ничего, — ответил Джим, еще сильнее зажмурился и засвистел, стараясь показать свое полное безразличие к тому, что происходит за его спиной.

Сильвия нырнула в ледяную постель и мгновенно покрылась гусиной кожей, а зубы застучали от холода.

— Я вся окоченела, — жалобно сказала она. — Идите ко мне.

Джим повернулся к ней и посмотрел на ее тело, скрючившееся под одеялом. Губы ее слегка дрожали от озноба, глаза горели. Он нетвердой походкой приблизился к ней и сел на край кровати.

— А знаете, история, которую вы мне рассказали… — начала она.

— Да?

— Она не выдуманная, правдивая?

Джим посмотрел на нее пристальным взглядом.

— Конечно.

Сильвия смотрела на него; на ее губах играла веселая и счастливая улыбка.

— У вас ведь была какая-то миссия, так ведь?

— Да, миссия, — ответил он. — Если хотите, паломничество.

Приподнявшись на локте, она поцеловала его в щеку.

— Благословен будь, мой белый рыцарь, — произнесла она шепотом.

Отвернувшись от него на другой бок, она закрыла глаза и мгновенно заснула, а во сне ей приснился молодой юноша, которого звали Долтон Хит. Она была слишком пьяна, чтобы стереть тональный крем, и теперь на белой наволочке подушки оставались следы ее щек.

Какое-то мгновение Джим еще сидел на краешке кровати Сильвии, водя кончиком указательного пальца по тому месту на щеке, которого коснулись губы Сильвии. Затем он встал, стянул брюки и тихонько, словно боясь разбудить соседку по номеру, лег на свою кровать. Он посмотрел на кофейного цвета плечо Сильвии, выглядывающее из-под одеяла, облизал губы и дернул шнурок выключателя, болтавшийся в изголовье. Джим лежал в темноте, устремив взгляд туда, где должен быть потолок — что это его так крутит? — и он лежал, не смыкая глаз, потому что — сам не понимая этого — был околдован Чикаго, городом, в котором, по мнению Сильвии, не было места волшебству.

В другой части города, примерно в пяти кварталах к западу, нечто похожее происходило примерно в таком же номере отеля (отделанном огнеупорными панелями, медной арматурой и с пепельницами из детройтской керамики). В этом номере находилась другая пара людей, принадлежащих к разным расам (другой молодой человек и другая проститутка). Но в отношениях этой пары не было никакой двусмысленности.

Молодой человек, голый, сидел на краешке кровати. Голова его была опущена вниз, он пересчитывал пальцы на ногах и делал это потому, что однажды ему довелось оказывать медицинскую помощь человеку, потерявшему два пальца после недели разгульного похода по злачным местам, — этому феномену он не нашел объяснения и по сей день. Но что касается его пальцев, то все они были на месте.

Он покачал головой, и множество коротких косичек свесилось ему на лицо. Почему его голова была словно горшок с перебродившим кашасу? Похоже, это началось сразу после его приезда сюда. И как долго это продолжается? Не меньше чем четыре дня. Он потерял счет времени, подобно тому, как теряет дорогу темной ночью в сезон дождей человек его племени.

Он из-за плеча посмотрел на Софию — вроде так ее зовут? — молоденькая проститутка, затягиваясь сигаретой, поводила бедрами и вертела попкой. Ее тяжелые груди свесились к подмышкам; время от времени она сдувала со лба пряди черных волос. Вдруг ему стало не по себе, словно внутри что-то взбунтовалось, и он впервые с момента их знакомства заговорил с девушкой:

— Прости меня, крошка. Ты бы не могла воздержаться от этих будоражащих движений? Они меня отвлекают.

София пожала плечами.

— Как прикажешь, мой сладкий, — улыбнувшись, ответила она и легла на постель, выставив напоказ ягодицы и не выпуская изо рта сигарету.

Скольких шлюх он перетрахал за эти несколько дней? Может быть, двадцать. Правда, облегчение, которое после сновидений давал ему секс, было временным. Но все-таки оно было несравненно более приятным, чем его попытки воздержания от общения с женщинами. К тому же он так много узнал об этих экзотических крошках. Он, к своему великому изумлению, понял, что они отнюдь не гордятся своей работой.