– Ты струсил, – убежденно сказал Матвей. – Когда девушка сказала, что оставит ребенка, ты понял, что над тобой будет постоянно висеть угроза. Ведь если бы эта история дошла до твоей жены и ее отца, ты потерял бы все. Деньги, квартиру, работу – все! Тебя с ног до головы облагодетельствовал тесть. Он не стал бы терпеть козла, крутящего романы с первокурсницами в его собственном институте! Ты бы вылетел с работы с волчьим билетом и в лучшем случае смог бы устроиться истопником в котельную. Если бы очень повезло.

На желтых щеках Иннокентия вспыхнул румянец.

– Я – струсил?! – взвизгнул он. – Ничего подобного! Я не переношу давления, я свободная личность! А она хотела повесить на меня ответственность.

– Она даже не собиралась записывать тебя в графе «отец»!

– Это не имеет значения! В любой момент она могла передумать, рассказать родителям, подругам…

Пошли бы гнусные слухи… А я ни в чем не виноват! У меня семья! Я должен был оберегать жену.

– Поздно ты спохватился, – усмехнулся Генка. – Оберегать жену нужно было до того, как ты завел молоденькую любовницу. Что же ты сказал девушке?

– Мы встретились, поговорили по-хорошему. Я предупредил ее, что ничем и никогда не помогу ее ребенку. А если она вздумает сделать ДНК-тест, ославлю ее на весь институт: расскажу, что это она меня соблазнила. Как видите, я с вами вполне откровенен. И с ней тоже не церемонился.

– Да ты, Кеша, законченная мразь… – удивленно протянул Коровкин.

– Без ярлыков, пожалуйста! Я всегда ценил откровенность в отношениях. Даша выслушала меня, кивнула и ушла. Вот и все.

– Ты забыл добавить, что столкнул ее с моста, – бросил Матвей.

– Чушь!

– А потом утопил Марка Освальда.

– Чушь вдвойне! Да, Марк вызвал меня на разговор, не стану отрицать. Я, признаться, так толком и не понял, чего он хотел. Мне показалось, он был пьян. И его смерть только подтвердила мои подозрения! Он утонул, утонул сам. Не смейте обвинять меня в его гибели!

Маша и Матвей переглянулись. Значит, разговор между Освальдом и Анциферовым все-таки состоялся. Их догадки были верны.

Иннокентий нацелил на них длинный палец:

– Вы! Да-да, ты, Матвей, и наша новая родственница! Не думайте, что я вас боюсь. Решили найти козла отпущения? Не выйдет! Иннокентий Анциферов с вами в поддавки играть не станет! А если вы вздумаете обвинить меня официально, то выставите себя в исключительно глупом свете. От всего буду отпираться! Я вам только что солгал про Дашу Мысину! Не было между нами ничего. А вы что же, поверили? Ха-ха! Ха-ха-ха!

Он очень натурально покатился со смеху. Отсмеявшись, вытер выступившие слезы и уже серьезно сказал:

– У вас нет ни одной улики, ни одного доказательства. Ничего, кроме домыслов. Не будете же вы всерьез ссылаться на это слово – «веточка»? Я вам назову еще десяток мужчин, которые говорят это своим женщинам. И тогда посмотрим, что вы на это скажете! Все-все, больше никаких разговоров. Вы меня утомили! Нюточка, пойдем отсюда…

«Да, Анциферов вовсе не такой слизняк, каким казался, – подумала Маша. – Сейчас он уйдет, и никто его не остановит. Он снова нас переиграл».

Но Матвей не выглядел побежденным.

– Ни одной улики, говоришь? – усмехнулся он. – Я все-таки попробую кое-что предъявить в качестве доказательства твоей связи с Дашей. А там уж пусть следователь разбирается… У убийства нет срока давности.

– И что же? – насмешливо поинтересовался Иннокентий.

Матвей обернулся к Маше и взял у нее часы.

– Да хоть вот это, – небрежно сказал он.

И показал их Иннокентию.

– «С любовью навсегда – А. И.» – громко прочитал Матвей.

Анциферов изменился в лице. Весь его апломб исчез. Не сводя глаз с часов, он сделал несколько неуверенных шагов и остановился.

– Где ты их взял? – ошеломленно спросил он.

– Маша нашла их в кустах под окнами библиотеки. Экспертиза установит, что провалялись они там приблизительно десять лет. Сказать тебе, откуда они там взялись?

– Нет, – прошептал Анциферов.

– Мне скажи! – попросил ничего не понимавший Генка.

Матвей обернулся к нему:

– Кеша выкинул их из окна в тот самый вечер, когда у него состоялся разговор с Марком. Эти часы подарила ему Даша Мысина, сделав дарственную надпись. Он торопился избавиться от улики, доказывавшей их связь, и…

Матвей осекся.

Иннокентий стал страшен. Никогда раньше Маша не видела такого стремительного и жуткого преображения. Он побелел, челюсть отвисла, как у покойника. Глаза выкатились и, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Часы… – прохрипел Анциферов.

Он перевел глаза на жену.

Всех потряс его полный отчаяния взгляд. Так мог смотреть лишь человек, понимающий, что для него все кончено.

Нюта горестно прижала руки к груди.

Маша впервые в полной мере смогла оценить смысл выражения «словно громом пораженный». Анциферов выглядел как человек, которого настигла кара небесная. Из просто бледного он на их глазах стал пепельно-серым. Кожа на скулах натянулась, губы посинели, на них вскипела слюна.

За несколько секунд полный жизни человек превратился в оживший скелет. Он стоял, покачиваясь, перед ними и протягивал руки к часам, которые держал Олейников.

Даже Матвею стало не по себе.

Но самым страшным было то, что лицо Анциферова внезапно перекосилось. Правой половиной Иннокентий ухмылялся и гримасничал, левая же окаменела и уставилась мертвым, невидящим глазом на попятившуюся Машу.

– Матвей! – тревожно крикнула Марфа. – Срочно вызови…

Но договорить она не успела.

Иннокентий дико закричал и рухнул на пол.

Полуденное солнце светило так же ярко, как в день Машиного приезда. Только воздух был колкий, еще не успевший прогреться. Иван-чай так же плескался на краю поля, и по-прежнему ветер теребил толстую еловую шкуру леса.

Казалось невероятным, что она приехала всего два дня назад.

Не может быть.

Прошел месяц или даже два! Учитывая ее странные отношения со временем, это было бы неудивительно. Но два дня…

«Жернова Господни мелют медленно, но верно».

Так сказала Марфа Олейникова.

Но не сразу. До этого она плакала.

Слезы струились по ее щекам, пока она помогала Нюте раздеть бесчувственного Анциферова, пока молча ждали «скорую», пока Матвей разговаривал с врачом…

– Делать прогнозы в данном случае – шарлатанство! – донесся до нее сердитый голос доктора. – А я дорожу репутацией. Инсульт есть инсульт.