– Позволь мне подытожить. Первое: ты хочешь, чтобы мэр заставил Мансини смягчить приговор твоему бойцу и он получил небольшой срок и смог продолжить спортивную карьеру. Второе: ты хочешь, чтобы мэр надавил на департамент полиции и те искали убийц парней Линка подальше от тебя. А третье – что было третьим?

– Самый сладкий кусок, Свэнгер.

– Да, верно. А в благодарность за то, что мэр будет так подставляться, ты поможешь полиции выйти на Свэнгера, который, возможно, говорит правду и, не исключено, знает, где девушка. Все так, Радд?

– Именно.

– Ты в своем уме?

Он поднимается, и я провожаю его взглядом. Спустившись по ступенькам, он обходит бассейн с дальнего края, поднимается на четвертый ряд противоположной трибуны и садится рядом с женой. Я долго не спускаю с него глаз, он не смотрит в мою сторону.

«Р» – это рыбная забегаловка. Она расположена на грязной окраине в нескольких милях к востоку от Города, спальном районе из типовых домов, построенных шестьдесят лет назад из материалов, рассчитанных на пятьдесят лет. В заведении предлагаются дешевые блюда из рыбы и овощей без ограничения ассортимента и количества, но зато весьма непрезентабельные на вид и сильно пережаренные, а до этого хранившиеся замороженными несколько месяцев, а то и лет. Всего за десять баксов клиенты могут тут пастись часами. Они накладывают полные тарелки, будто долго голодали, и запивают еду галлонами приторного чая. По непонятной причине тут продается даже спиртное, но посетители приходят сюда не ради выпивки. Барная стойка ютится в темном и безлюдном углу, и именно тут мы иногда встречаемся с Нейтом Спурио.

В последний раз мы виделись в кондитерской «К», а до этого в «З» – закусочной, специализирующейся на мясных блюдах. Пика своей карьеры Нейт достиг десять лет назад. Уволить его нельзя, и повысить, по понятным причинам, тоже. Если кто-то случайно прознает о его встречах со мной в нерабочее время, то он отправится регулировать движение перед начальной школой. Для полицейской работы в нашем Городе он слишком честен.

Его начальником является капитан Труитт, вполне приличный офицер полиции, который очень близок с Роем Кемпом. Если мне надо довести что-то до сведения Кемпа, то путь к нему начинается отсюда. Я рассказываю все как есть. Нейта удивляет мое допущение, что Джилиана Кемп может быть жива. Я отвечаю, что не знаю, чему можно верить, а верить всему сказанному Свэнгером, конечно же, нельзя. С другой стороны, что мы теряем? Он точно знает куда больше наших следователей.

Чем больше мы разговариваем и пьем, тем больше Нейт проникается уверенностью, что полицейскому департаменту и профсоюзу следует оказать давление на мэра и Макса Мансини. Наш прежний шеф полиции был болваном, который довел департамент до нынешнего плачевного состояния, но Роя Кемпа копы по-прежнему уважают и ценят. Спасение его дочери точно стоит сделки о признании вины с любым из обвиняемых, которые дожидаются суда, сидя в тюрьме.

Я постоянно напоминаю Нейту, что шансы найти Джилиану крайне малы. Во-первых, я не уверен, что смогу отыскать Свэнгера или что он захочет со мной общаться. На нашей последней встрече я едва его не пристрелил. У меня есть его телефон, но с тех пор я им не пользовался. Если звонок не пройдет или он не захочет на него отвечать, то мы в пролете. А если я с ним встречусь и полицейские смогут за ним проследить, то каковы шансы, что он приведет их в тот стрип-клуб возле Чикаго? Полагаю, мизерные.

Вообще-то Нейт подвержен эмоциям не больше монаха-отшельника, но не может скрыть волнения. При выходе из закусочной он говорит, что направляется домой к Труитту. Там они поговорят по душам, и он рассчитывает, что Труитт сразу свяжется с Роем Кемпом и сообщит о возможной сделке. Тут есть определенный риск, но когда речь идет о твоей дочери, все средства хороши. Я прошу Нейта поторопиться – суд начинается завтра.

В воскресенье вечером мы с Напарником едем в городскую тюрьму для последней встречи с клиентом перед судом. После получаса препирательств с надзирателями мне наконец разрешают увидеться с Тадео.

Парень меня пугает. За время пребывания в тюрьме он наслушался советов сокамерников и убедил себя, что стал знаменитостью. Благодаря ролику в Интернете он получает много писем по электронной почте, в основном от поклонников. Он не сомневается, что выйдет из зала суда свободным человеком и всеобщим любимцем и продолжит блестящую карьеру. Я пытаюсь вразумить его, вернуть с облаков на землю и объясняю, что люди, которые пишут ему письма, вовсе не обязательно похожи на тех, кто окажется в жюри присяжных. Письма ему пишут маргиналы, некоторые даже предлагают заключить брак. А в жюри окажутся самые обычные добропорядочные граждане, многие из которых вообще осуждают проведение боев без правил.

Как и прежде, я передаю ему предложение обвинения признать себя виновным в совершении убийства второй степени, чтобы получить пятнадцать лет. Как и прежде, в ответ он только ухмыляется. Он не спрашивает моего совета, и я его не предлагаю. Он столько раз отвергал это предложение, что обсуждать просто нечего. Но он поступил мудро, последовав моему совету побриться и подровнять волосы. Я привез с собой поношенный синий костюм, белую рубашку и галстук, которые мать купила ему в секонд-хенде. На шее под левым ухом у него татуировка с непонятным рисунком, который воротник не сможет скрыть. Наколки есть у большинства моих клиентов, так что мне приходится иметь с этим дело постоянно. Лучше всего, если они не будут маячить перед глазами присяжных. Но в случае с Тадео это не имеет значения, поскольку на видео жюри будет лицезреть его во всей красе. Ведь если парень решает стать бойцом смешанных единоборств, то на пути в спортзал он обязательно заглянет в салон татуировок.

В последнее время между нами нет взаимопонимания. Он считает, что выйдет на свободу. Я полагаю, что он отправится в тюрьму. Он расценивает мои сомнения в удачном исходе как отсутствие веры не только в него, но и в свои способности адвоката. Особую тревогу у меня вызывает его настойчивое стремление дать показания. Он искренне верит, что может встать и убедить жюри, что: 1) Шон Кинг украл у него победу; 2) у него замкнуло в голове, он напал, а потом просто ничего не соображал и был временно невменяемым и 3) теперь очень сожалеет о случившемся. Объяснив, как все вышло, присяжным, он красочно и эмоционально принесет извинения осиротевшей семье Шона Кинга. После этого все встанет на свои места и жюри быстренько вынесет нужное решение.

Я пытался объяснить, какое жестокое испытание его ждет на перекрестном допросе, когда слово получит Макс Мансини. Но его мало волнует, что будет происходить на процессе. Черт, я и сам не всегда могу предугадать, как развернутся события.

Все мои доводы для Тадео пустой звук. Он уже успел почувствовать вкус славы на ринге. Деньги, известность, лесть, женщины, большой дом для матери и всей семьи. И все это скоро у него будет.

В ночь перед судом уснуть невозможно. Мой воспаленный мозг работает, пытаясь запомнить и систематизировать детали, факты и выстроенную стратегию. От нервного напряжения я чувствую резь в желудке и никак не могу взять себя в руки. Знаю, как важно отдохнуть и предстать перед присяжными свежим и уверенным в себе, но наверняка буду выглядеть так же, как всегда: усталым, издерганным и с красными от недосыпания глазами. Незадолго до рассвета я потягиваю кофе и, как обычно, задаюсь вопросом, зачем мне все это нужно. Почему я подвергаю себя стрессам? У меня есть дальний родственник, он знаменитый нейрохирург в Бостоне, и в такие моменты я часто о нем вспоминаю. Мне кажется, что, вторгаясь в чужой мозг, когда на карту поставлено так много, он наверняка испытывает невероятный стресс. Как это проявляется физически? Раздражительностью, а может, и поносом с тошнотой? Мы редко общаемся, и я никогда его об этом не спрашивал. Я напоминаю себе, что свою работу он выполняет не на глазах у публики, а все свои ошибки просто отправляет в небытие. И стараюсь не вспоминать, что он зарабатывает миллион долларов в год.