Мы с Клиффом, консультантом жюри присяжных, обмениваемся в сторонке мнениями по утреннему заседанию, когда ко мне подходит судебный исполнитель в форме и спрашивает:

– Мистер Радд – это вы?

Я киваю, и он протягивает мне какие-то бумаги. Суд по семейным делам. Вызов на экстренное слушание по вопросу прекращения всех родительских прав. Чертыхаясь, я подхожу к скамье присяжных и сажусь. Эта стерва Джудит специально дождалась самого неподходящего момента, чтобы еще больше усложнить мне жизнь. Я читаю, и мои плечи опускаются. Согласно нашей с Джудит устной договоренности, вчера, в воскресенье, с восьми утра до восьми вечера я должен был провести день со Старчером. Поскольку все мои мысли были полностью заняты судом, у меня это совершенно вылетело из головы. В искаженном восприятии Джудит это является бесспорным доказательством моей никчемности как отца и необходимости лишения меня всех родительских прав. Она требует экстренного слушания, как будто Старчер находится в смертельной опасности, и если ее ходатайство удовлетворят, оно станет четвертым за последние три года. Три предыдущих суда она проиграла. Но она готова проиграть и в четвертый раз, лишь бы мне что-то доказать. Что именно, я никак не могу понять.

Я покупаю в торговом автомате «свежий сандвич», который до этого был замороженным, и направляюсь в суд по семейным делам. Пользу от пищи, которую продают через торговые автоматы, зачастую недооценивают. Помощница секретаря суда Карла, к которой я в свое время подбивал клинья, вытаскивает папку, и мы вместе заглядываем в нее, почти соприкасаясь головами. Когда я подкатывал к ней около двух лет назад, она сослалась на то, что у нее уже «имелись отношения». Но означало это только одно: никакого интереса ко мне с ее стороны не наблюдалось. Я воспринял это спокойно. Мне столько раз отказывали, что, услышав от женщины «может быть», я всегда искренне удивлялся. Судя по всему, у Карлы уже нет «отношений», поскольку она сама любезность и все время улыбается, что не такая уж и редкость среди целой армии помощниц секретарей суда и секретарш, заполняющих кабинеты и коридоры здания. Адвокат мужского пола с традиционной ориентацией, при деньгах и в хорошем костюме, становится объектом пристального внимания не только незамужних, но иногда и замужних дам. Если бы я играл в эти игры, имел время и желание, то запросто мог затащить их в свою постель. Но Карла в последние месяцы явно набрала лишний вес и совсем не так привлекательна, как раньше.

– Судья Стэнли Лиф, – говорит она.

– Тот же, что и раньше, – отзываюсь я. – Меня удивляет, что он все еще жив.

– Похоже, твоя бывшая непростая штучка.

– Это очень мягко сказано.

– Она тут бывает время от времени. Не очень приветливая.

Я благодарю ее и уже в дверях слышу:

– Позвони мне как-нибудь.

Мне хочется сказать что-нибудь вроде: «Походи с полгода в спортивный зал, а потом я посмотрю и решу», но, будучи настоящим джентльменом, я отвечаю:

– Обязательно.

Судья Стэнли Лиф благополучно отказал Джудит в предыдущей попытке лишить меня родительских прав. Он не стал вступать с ней в дискуссии и сразу вынес решение в мою пользу. Тот факт, что она решила снова испытать судьбу с ходатайством и опять попала на Лифа, отлично демонстрирует ее наивность и приверженность принятой процедуре. В моем мире, если речь идет о чем-то принципиально важном – а что может быть важнее лишения добропорядочного отца законных родительских прав? – нужно сделать все, чтобы обеспечить справедливое слушание подходящим судьей. Для этого, возможно, придется подать ходатайство об отстранении от рассмотрения дела нежелательного судьи или даже подать жалобу в Управление штата по судебной этике. Но лично я предпочитаю просто дать взятку нужному клерку.

Джудит на такое никогда не пойдет. И поэтому снова попала на Лифа. Я напоминаю себе, что речь идет не о выигрыше или проигрыше судебного дела, не об этом конкретном или каком-то другом судье. Вопрос упирается в злоупотребление судебной системой с целью преследования бывшего супруга. Ее не волнуют судебные издержки. И она не боится расплаты. В этом крыле Старого суда она появляется каждый день, тут она как рыба в воде.

Я нахожу свободную скамейку и читаю ходатайство, дожевывая сандвич.

Перед дневным заседанием мы переставляем стулья на другую сторону стола и разглядываем присяжных заседателей. А они разглядывают нас, будто мы инопланетяне. По решению Фэбиноу, а каждому судье дается большая свобода в определении порядка выбора присяжных, кандидаты с номерами от одного до сорока сидят в первых четырех рядах, и отобрать двенадцать нам предстоит, скорее всего, именно из них. Вот почему мы их пристально разглядываем, пока ее честь пространно рассуждает об общественной значимости института присяжных.

Среди первых сорока двадцать пять белых, восемь черных, пять латиноамериканцев, одна молодая леди из Вьетнама и одна из Индии. Двадцать две женщины, восемнадцать мужчин. Благодаря Клиффу и его команде мне известны их имена, адреса, профессии, семейное положение, конфессиональная принадлежность, история участия в других судебных процессах, неоплаченные долги и судимости, если таковые имеются. У меня также есть фотографии домов или квартир большинства из них.

Выбрать нужных присяжных будет сложно. Считается, что для уголовного процесса наилучшим вариантом являются чернокожие присяжные, поскольку они априори испытывают к обвиняемому больше симпатий и меньше доверяют полиции и прокуратуре. Но сегодня не тот случай. Жертвой преступления стал Шон Кинг, молодой чернокожий, имевший приличную работу, жену и троих благополучных детей. Чтобы подработать, он выступал в качестве рефери на поединках по боксу и смешанным единоборствам.

Фэбиноу наконец-то переходит к вопросам по существу и спрашивает, кто из собравшихся знаком с фактами по делу смерти Шона Кинга. Примерно четверть из девяноста двух человек поднимают руки – огромный процент. Судья просит их подняться, чтобы мы могли записать их имена. Я смотрю на Мансини и качаю головой. Такая осведомленность просто неслыханна и, на мой взгляд, прямо доказывает необходимость перенести суд в другой город. Но Мансини просто продолжает улыбаться. Я записываю двадцать две фамилии.

Чтобы не допустить обсуждения еще до начала разбирательства, судья Фэбиноу решает поговорить с каждым из этих двадцати двух по отдельности. Мы возвращаемся в ее кабинет и усаживаемся за одним столом. Приводят кандидата в присяжные номер три. Ее зовут Лайза Парнелл, она работает продавцом билетов на рейсы региональной авиакомпании. Ей тридцать четыре года, она замужем, имеет двоих детей, муж торгует цементом. Мы с Мансини используем все свое очарование, чтобы заручиться симпатией этой потенциальной присяжной. Ее честь берет инициативу в свои руки и начинает задавать вопросы. Ни Лайза, ни ее муж не являются поклонниками смешанных единоборств, более того, она называет этот вид спорта отвратительным, но слышала про потасовку болельщиков на арене в тот день. Это было во всех новостях, и она видела, как Тадео избивал рефери. Они с мужем обсуждали случившееся. Они даже молились в церкви о выздоровлении Шона Кинга и были опечалены его кончиной. Ей будет трудно оценивать обстоятельства дела беспристрастно. Чем больше ее расспрашивают, тем яснее становится даже ей самой, насколько сильно она убеждена в виновности Тадео.