– Вы были очень гостеприимны, – сказал Ллуэллин напоследок. – Через несколько дней мы будем в Авиньоне. – Публика слушала его внимательно, оценив тот факт, что американец говорил по-французски, притом весьма сносно. – Перед отъездом я хочу напомнить вам, что жестокий и злой человек уничтожил четыре автопортрета Поля Сезанна, и все еще велика опасность, что погибнут другие картины. Это наша ответственность – ваша и моя – проследить за тем, чтобы такого не произошло. Присоединяйтесь ко мне в Экс-ан-Провансе на следующей неделе! Приезжайте отпраздновать величие Поля Сезанна! – Ллуэллин с воодушевлением помахал рукой и воскликнул: – «А bientot»![28]

В толпе поднялся гул, потом раздались аплодисменты и послышались крики: «Vive le Cezanne! Vive Llewellyn!»[29]

На обратном пути мотоцикла уже не было. Объяснили это тем, что на шоссе на севере города произошла серьезная авария и офицера на мотоцикле отправили туда регулировать движение. Вскоре после одиннадцати Ллуэллин прослушал по телефону спокойные уверения Джека Оксби в том, что весь вечер он находился под неусыпным надзором.

– Да со мной тут один сонный охранник в коридоре,– пожаловался Ллуэллин, он уже не был так беспечен, как раньше.

– Мы вам как родная мать, – уверял его Оксби.

– Я видел только Сэма Тернера.

– Это только для виду, – сказал Оксби. – Включите телевизор. Вы в последних новостях у Скутера.

Ллуэллин включил телевизор в спальне. Там была картина крупным планом, потом камера отъехала, и Ллуэллин увидел себя. Клайд услышал, что из телевизора раздается знакомый голос, вспрыгнул на кровать и залаял. Зазвонил телефон, ответил Фрейзер.

– Рад вас слышать, – дружелюбно сказал он. – Где вы находитесь?

– Это… сюрприз, – ответили в трубке. – Можно поговорить с мистером Ллуэллином?

Фрейзер подал трубку Ллуэллину.

– Вы не поверите, сэр, но это Астрид.

Ллуэллин схватил трубку.

– Где ты, милая? – спросил он, как взволнованный отец.

– Я… я в Лионе. Удивлен?

– Конечно, удивлен. Ты не говорила, что приедешь в Лион.

– Я не собиралась, но в Париже случилось нечто ужасное, и мне нужна твоя помощь. Я прочитала в газетах, что ты едешь сюда. Ты сердишься?

– Конечно нет, но что произошло?

– Кто-то ворвался в номер в отеле, и он… он напал на меня.

– Боже мой! Ты пострадала?

– Немного, но еще больше напугалась. Он забрал мои деньги и билеты на самолет.

– Откуда ты звонишь?

– С вокзала недалеко от твоего отеля.

Помолчав, Ллуэллин сказал:

– Есть маленькая проблема. Дай мне номер, я тебе перезвоню.

Он записал номер и позвонил Оксби.

– Помните Астрид Харальдсен? Кажется, ее сильно напугали в Париже, в ее номер ворвались и забрали деньги и билеты на самолет. Она только что звонила мне с вокзала и просит о помощи. Что мне делать?

– Черт! – Оксби помолчал несколько секунд. – Вы ее хотите видеть?

– Я… думаю, да, – сказал Ллуэллин, запинаясь. – Но нельзя. Или можно?

– Скажите ей, что ее заберет Фрейзер.

– Вы сказали, что со мной может поехать только Фрейзер.

– Но мы же добавили Скутера. Я думаю, не стоит оставлять девушку в беде.

Прохладный утренний ветерок превратился в сильный холодный ветер к тому времени, как золотистый «олдс» Скутера Олбани остановился перед отелем «Европа» в Авиньоне. Метеорологические станции с севера Гренобля объявили, что над Провансом пронесся мистраль. Было уже около девяти часов, когда Ллуэллин и его окружение наконец разместились в гостинице. Качество еды было не главным, поэтому они поели просто и быстро. Скутер признавал, что ему повезло, собираясь проверить, сидит ли еще длинноволосая блондинка у бара в холле отеля.

После ужина Ллуэллин сказал, что идет спать, намекнув, что Астрид следует сделать то же самое.

– Я не смогу уснуть, – сказала она.

– Никак не можешь забыть того мерзавца?

Она кивнула.

– Но это пройдет.

Синяк на ее щеке расползся, хотя цвет уже не был таким ярким. Губы все еще были опухшими. Астрид не разрешила Ллуэллину смотреть на синяки, которые остались на ее плече и руках.

– Ты в безопасности? – спросила она.

– Да, конечно. А ты?

– Когда я с тобой. Но я беспокоюсь о картине. Вдруг кто-нибудь попытается украсть ее? Если так, ты можешь пострадать.

– Не думаю, что это случится.

– Ты надеешься на тех людей, которые тебя охраняет?

Он нахмурился.

– Каких людей?

– Я не знаю. Но если картина такая ценная, не следует ли поставить охрану?

– Прекрати этот глупый разговор об охране и охранниках.

– Значит, никто тебя не охраняет?

– Я сказал, хватит, Астрид. – В его голосе послышалось раздражение, даже злость. Он откинул покрывало. – Ты идешь?

– Сейчас. Я хочу погулять с Клайдом.

– Там холодно. Ты замерзнешь.

– Я недолго.

Она пристегнула поводок к ошейнику Клайда, и вскоре они оказались на улице перед отелем. Клайд натянул поводок, ему особенно понравились кустики в парке, ярдах в ста от отеля. Ветер был сильным и холодным, а небо черным. Педер Аукруст уже ждал.

– Ты опаздываешь, а тут холодно, – злобно выпалил он.

– Я пришла, как только смогла.

– Ты видела картину?

– Нет, он держит ее завернутой и запертой в шкафу.

– Достань ключ.

– Я пыталась, но он…

– Попытайся еще. Я видел, что с ним двое мужчин, репортер и слуга. Еще кто-нибудь есть?

– Я его спрашивала, но он ничего не говорит. Я знаю только этих двоих.

– Ему велели никому ничего не говорить, даже тебе. Есть и другие, но мы их не видим. – Он покачал головой. – Черт, не привидения же его охраняют. Спроси еще раз, охраняют ли его. Скажи, что ты хочешь знать, потому что ты переживаешь за него. Расскажешь мне все, когда приедем в Экс-ан-Прованс.

Он что-то пробормотал на прощание и ушел.

С утра и в течение всего дня светило тусклое солнце, но мистраль продолжал бушевать, мешая воздух с пылью и грязью. К счастью, на следующий день он прекратился. Ллуэллин и Фрейзер уже испытали на себе действие этого явления и предпочли остаться в отеле. Астрид была хорошо знакома с зимними бурями в Норвегии, но, как она обнаружила, мистраль был не просто холодным непрекращающимся ветром: он очень угнетал. День тянулся медленно и скучно.