Последнюю фразу он добавил без всякой иронии, даже с угрозой. Я понял, какое задание получит сегодня Плохиш, но спорить пока не стал, надеясь, что Храповицкий остынет и все само собою уляжется.

— Раз уж мы заговорили о женщинах. — Я все-таки решил задать вопрос, не дававший мне покоя. — Объясни, почему ты пошел на эту сделку с Собакиным?

Он сразу стал очень серьезным.

— Андрей, — медленно заговорил он, подбирая слова. — Честно говоря, мне глубоко наплевать на этот азотный комбинат. У нас были и более убыточные проекты. Но я ненавижу проигрывать! Когда я вступаю в любое состязание, то победа для меня вопрос жизни и смерти. Даже если это дружеская партия на бильярде. В этом для меня смысл моей деятельности! Я должен побеждать! Такая уж у меня порода. Что же касается твоей… короче, госпожи Хасановой… Вот, кстати, почему я не смешиваю личные отношения и бизнес. Вредно и для дела, и для здоровья. Эмоции увеличивают риск поражения. А в бизнесе необходим холодный расчет. — На эту тему он мог говорить часами. Это был его конек. — Так вот, я никогда не даю советов людям относительно частной жизни. Тем более, что их никто не слушает. Из всех трудных женщин ты почему-то выбираешь самых невозможных. Так уж ты устроен! И каждый раз ты готов жертвовать ради них самым дорогим, что у тебя есть. Я имею в виду мной и моими деньгами. Не могу сказать, что это меня не задевает, но я стараюсь относиться к этому с пониманием. Разумеется, в целях нашей обоюдной безопасности я принимаю меры предосторожности, за что каждый раз терплю от тебя незаслуженные скандалы. Ведь из нас двоих я жадный, беспринципный и безжалостный, а ты добрый и радеешь за все человечество. Что, между прочим, полный бред! Мне порой кажется, что лучше бы ты увлекался прыжками без парашюта. Ломал бы ты себе ноги, руки, зато обходился без ненужных душевных переживаний. И меня бы не терзал.

— Про страдальца я уже где-то слышал! — перебил я. — Признайся, все дело в том, что она тебе не нравится?!

Он задумчиво потер подбородок.

— Она мне не очень нравится, — согласился он. — Но дело это не мое. Главное, чтобы она нравилась тебе. Если ты приведешь ко мне крокодила, я, ради тебя, буду общаться с крокодилом! Вопрос не в этом! Я не считаю, что со стороны виднее, просто со стороны все выглядит немного иначе. Вы, например, уверены, что между вами безумная любовь. На самом деле, у нее это просто отчаяние. Заметь, я не говорю, что отчаяние слабее любви. Возможно, даже сильнее. Просто у этого чувства другая природа. И цели другие. Любящая женщина стремится остаться с тобой любой ценой. Отчаявшаяся женщина любой ценой хочет выкарабкаться! И в том и в другом случае она, конечно, прежде всего, думает о себе. Но в первом, она готова чем-то пожертвовать ради тебя, а во втором, она готова пожертвовать тобой. Это — разница!

Мне стало не по себе.

— Ты хочешь сказать, что, в конечном счете, ей нет до меня дела? — спросил я севшим голосом.

— Конечно, есть! — хмыкнул Храповицкий. — И еще какое! Ведь ты ее последняя надежда! Просто ты для нее средство, а не цель. Она осталась одна. И она думает, что ты — волшебник, чье единственное назначение — разрешение ее проблем. И никому, кроме тебя, этот подвиг не по плечу. Наверное, она даже искренне восхищается тобой! Какой ты сильный! А какой смелый! Спасу нет! — Он покачал головой. — Одна незадача. Ее проблемы не решаемы! В этом весь секрет. И твоя беда. Потому что, как только она поймет, что ни тебе, ни кому другому осколки не склеить и ее бизнес не удержать, она тебя возненавидит. Переживет страшное разочарование в тебе. И будет считать трусом и негодяем. Который, подобно всем остальным, обманул ее, простодушную. Все твои усилия по спасению ее капиталов будут мгновенно забыты. Ты можешь вылезти из кожи, но, не добившись нужного ей результата, все равно останешься подлецом. И никогда ты ей не докажешь, что это не ты ее выбрал, а она тебя! В ее поступках нет логики. Я считаю, что ты можешь быть героем, если тебе надоела твоя голова. Но волшебником ты уже не станешь. Возраст не тот! Видишь ли, мы все подчиняемся тем или иным законам. У сильных — свои законы. У слабых — свои. Но они есть. И никому их не нарушить. Ни мне, ни губернатору, ни Ильичу! А она хочет жить вне всяких законов! Мы все бы хотели. Но нельзя!

— В бизнесе и в чувствах разные законы, — возразил я.

— Одни и те же! — категорически заявил Храповицкий. — Ты платишь и что-то получаешь взамен. А уж чем ты платишь, деньгами или там чувствами или еще чем-то, — это уж личное дело. Империя ее покойного мужа оказалась пшиком! Бутафорией! — Он щелкнул в воздухе пальцами. — Сплошная уголовщина: невозвратные кредиты, долги, «кидняки» и, скорее всего, трупы. Это фундамент. А то, что сверху — неважно. Значит, все это нужно возвращать. Срочно! Иначе — убьют, как убили Хасанова. Это же ясно дураку! Но не ей. Она не хочет отдавать! И умирать тоже не хочет! Самое умное из того, что она может сейчас сделать, это бросить все и переехать жить к тебе. С детьми и кошкой. Бежать! Бежать! Чем скорее, тем лучше. Пусть грабят, что осталось! Пусть делят! Пусть убивают друг друга! Забыть, как страшный сон весь этот Нижне-Уральск и бизнес своего мужа. Я не знаю, готов ли ты принять ее с детьми и кошкой. Но самое смешное, что она к этому не готова! Она не желает бежать! Даже не помышляет об этом. Ей нужно совсем не то. Она надеется, что долги ее мужа похоронили вместе с его телом. А она останется богатой, деловой и независимой женщиной. Задумано красиво. Но как это осуществить?! Бороться сама со всем миром она не в состоянии. И она перекладывает эту почетную обязанность на тебя. По сути, она пытается назначить тебя завхозом по наворованному имуществу. И наградой за твои старания тебе будет ее любовь. Ах да, извини! Еще пуля в лоб. Чуть не забыл про такой пустяк! Но по сравнению с ее любовью, это — мелочи. Она будет рыдать у твоего гроба. И наденет черное платье от «Шанель». Которое тебе так нравилось!

Я уже десять раз пожалел, что заговорил с ним об этом. В иных ситуациях его мнения лучше было не спрашивать. Потому что он высказывался просто и жестко, не особенно заботясь о чувствах собеседника. Он был деловым человеком. Я, видимо, нет. Я криво усмехнулся.

— Ты сегодня как-то особенно… — я запнулся, подыскивая слово, — беспощаден.

— Разве? — удивился Храповицкий, не то искренне, не то притворно. — А я-то полагал, что говорю вещи, тебе самому давно понятные. Не такой же ты романтик, как иногда пытаешься показать. Иначе, как бы ты со мной работал? И как бы устраивал фокусы, подобные вчерашнему! Впрочем, я не вмешиваюсь во все это не потому, что полагаюсь на твое благоразумие. А потому, что, согласно всем существующим законам, писаным и неписаным, любой из нас получает то, что ему полагается. И ты не сможешь пропасть вместо нее. Даже если очень захочешь.

— А вместе с ней? — спросил я из безотчетного чувства протеста. С вызовом.

Храповицкий подумал, прежде чем ответить.

— Вместе с ней, наверное, можешь, — решил он наконец. — Особенно, если постараешься. Но это уже твой выбор. Тут я тебе не смогу помешать. Скажи только заранее, какой костюм мне надеть на твои похороны.