Старик немного помолчал, а потом продолжил:

— Как было и предсказано нашими мудрецами, поселившись здесь, окруженный заботой и почитанием жрецов, Амулет принес благоденствие народу Зубов Дракона. Когда купцы перестали брать у нас слюду в обмен на еду и ткани, мы сумели вымолить у него для себя чудесную золотую редьку. А ему явно нравится у нас, потому что, если судить по рассказам стариков и по древним записям, за то время, что он пребывает тут, он и сам стал намного сильнее. Раньше его сила чувствовалась только в стенах храма. А теперь, как вы и сами ощущаете, она распространилась почти на все плато. Несколько раз враги пытались взять нас штурмом, но наш «страж» заставлял их бежать в страхе. Теперь все люди в нашей долине проходят испытание Амулетом. Прошедшие остаются здесь, а те, кого Амулет отверг, изгоняются. И что интересно — изгнанные забывают о том, как здесь жили, и обо всех тайнах наших земель. Это тоже делает Амулет. В наших местах больше никогда не бывает слишком много голодных ртов, и все остаются довольны.

— Кроме тех, кого изгнали, — конечно же молчавшая слишком долго Одивия не смогла удержаться от шпильки.

— В былые годы, — пожал плечами в ответ Наардаак, — матерям частенько приходилось относить своих новорожденных младенцев в скалы, чтобы прокормить старших детей. А старики, достигнув возраста, когда человек не может трудиться, как в былые годы, уходили в скалы сами, не желая слушать, как молодые попрекают их куском хлеба. И тогда, и сейчас, говорят, в этих землях жило примерно одинаковое количество людей. Только тогда все были несчастны, ибо боялись старости, боялись голода. Боялись даже рожать детей, ведь их потом придется убить. Боялись своих соседей, готовых драться и убивать из-за каждого малого клочка плодородной земли. Людей было столько же, но все они были несчастны. А сейчас люди у нас сытые и уверенные в своем будущем. Так что в этом плохого?

— Да нет, — пожала плечами Одивия. — Это ваша жизнь. Живите как хотите.

— Славно, что ты так думаешь, девица, — ухмыльнулся в ответ Наардаак, глядя на Одивию как на маленького ребенка. — Но меня сейчас волнует другой вопрос. Собственно, поэтому я и остановился на ступенях вместо того, чтобы сразу вести вас в храм. Скажи, странник, что ты собираешься делать, если Амулет окажет тебе особое расположение? Другие меня не пугают. Но ты… Манаун'дак был чужаком из другого мира, и он смог похитить Амулет из Первого Храма. Кто знает, а вдруг Амулет согласится, чтобы ты забрал его у нас, ведь, по всем признакам, он явно сам вел тебя сюда. Такая потеря грозит гибелью моему народу, но, боюсь, даже наши самые опытные и умелые воины не смогут помешать Амулету, коли на то будет его воля. Так что ты собираешься делать?

— Не знаю, — честно ответил Готор. — Наверное, я обязан как-то попытаться вернуться с его помощью в свой мир. Но как это сделать? Возможно, чтобы разобраться с этим, мне понадобится какое-то время. А значит, было бы неплохо действительно забрать его себе. Но я не знаю!

— Не знаешь… — Наардаак усмехнулся, и это у него получилось и как-то очень грустно, и в то же время легко, как у человека, полностью примирившегося с мыслью о скорой казни и потому решившего встретить ее достойно, не радуя палачей мольбами и стенаниями. — Что ж, честные люди на вопрос об Амулете очень часто вынуждены говорить: «Не знаю». Тогда давайте посмотрим, выдержите ли вы главное испытание, а потом уже будем думать о том, как жить дальше.

Все молча встали и последовали за жрецом пятой ступени. Тут, в стенах своего храма, он выглядел как-то особенно величественно, а иногда даже казался кем-то вроде духа предка, уже побывавшего за Кромкой и вновь вернувшегося в бренный мир, дабы наставлять своих потомков на путь истинный. Такого уже не попытаешься огорошить дерзким вопросом и не будешь хитрить, чтобы получить какое-то преимущество, заключая торговую сделку.

Странно, но внутри храм оказался куда больше, чем снаружи. Видимо, потому, что основная его часть утопала в скале. Центральный зал был отделан довольно просто, но аккуратно — побеленные стены, на которых охрой были намалеваны обычные картины странствия человеческой души в бренном мире, адских пустошах и благословенных небесных равнинах. Ренки даже немного разочаровался. Если забыть о том, что они сейчас находятся на самом краю более-менее изученного мира, можно было бы подумать, что это — обыкновенный деревенский храм где-нибудь в Тооредаане или Мооскаавской сатрапии, настолько все было простенько и обыденно.

Однако Наардаак не стал задерживаться в главном зале, а сразу пошел за алтарный камень и, откинув легкую занавеску, двинулся вглубь скалы по показавшемуся Ренки каким-то зловещим темному коридору.

Если раньше идти было достаточно легко, ибо организм испытуемых уже немного привык к тому давящему чувству, которым был буквально пропитан воздух, то, сделав первый шаг по коридору, Ренки снова ощутил, что кто-то направляет на него оружие. Казалось, даже воздух уплотнился, и каждый шаг приходилось делать, словно преодолевая течение воды в бурной реке. Но Ренки, сжав зубы, продолжал идти вперед, почти ничего не видя перед собой и твердя что-то вроде: «Я должен, я должен». Наконец он смог миновать очередную занавеску и протиснулся сквозь узкие ворота в очередной зал. Прислонился в изнеможении к стене и только тогда смог оглядеться и проверить, как там его товарищи. Готор конечно же тоже был тут. Но, к большому удивлению Ренки, для которого этот путь был невыносимо тяжек, и Одивия Ваксай смогла преодолеть его. Выглядела она при этом достаточно бодрой, а на лице ее в свете фонарей, освещающих зал, можно было разглядеть не столько следы усталости, сколь любопытство.

Увы, сам Ренки этим похвастаться не мог, ноги подогнулись, а спина съехала по стене, утвердив задницу на твердом каменном полу. После этого, кое-как сфокусировав взгляд, он наконец смог рассмотреть место, в которое попал. И тут все его внимание притянуло к себе… Сложно было сказать, что это такое. Поначалу Ренки показалось, что свет тусклых фонарей просто не доходит до центра зала и потому там так темно. Потом он даже скорее не разглядел, а ощутил: темнота эта осязаемая, концентрированная и имеет какие-то формы, но столь непривычные и иррациональные, что взгляд обычного человека не сразу способен их распознать. Эта чернота была настолько темной, что казалось, будто бы она светится. Светится очень ярким, но только черным светом.

А еще она была очень тяжелой. Будто бы на Ренки обрушилась китовая туша и погребла его под собой, сдавив черепную коробку и сковав руки и ноги. Все, что мог Ренки, погребенный под этой гигантской тушей, — это ощущать всем своим телом существование некой инородной жизни вокруг себя. Теплоту тела, биение пульса, ток крови в венах. Кажется, он даже мог улавливать мысли этого чудовищного монстра, но мысли эти были настолько чуждыми, что его мозг просто не мог воспринимать их.

Сквозь все это давление он еще как-то умудрялся наблюдать и отмечать для себя некоторые события, происходившие в зале. Он видел, как Готор, почему-то показавшийся Ренки необычайно огромным и тоже светящимся, подошел к Амулету и начал его разглядывать, иногда спрашивая о чем-то Наардаака. Он видел, как Одивия Ваксай тоже сделала несколько шагов вперед и застыла, не дойдя до Амулета пару саженей, странно напряженная и с вытянутыми вперед руками. То ли не смогла идти дальше, то ли не захотела. Кажется, она тоже о чем-то говорила, но Ренки уже не способен был воспринимать разговоры, настолько это огромное иноезаполнило его разум. Оно давило и давило, без какой-то злобы или желания наказать, а скорее с равнодушием и неумолимостью обрушивающейся на голову горняка скальной породы.