Готор поведал все о своих поисках загадочного Амулета, ничего не скрывая и даже не пытаясь утаить.

— А потом мы прочитали надписи, выгравированные на эфесе шпаги моего друга, — закончил он. — И там упоминалось, что это оружие находится под покровительством Амулета. Я прочел эти значки именно так, поскольку раньше видел схожие символы в записях, точно касающихся Амулета.

— Шпага? — удивился старец. — Если это та самая шпага, о которой я думаю, твоему приятелю лучше не доставать ее перед нашими воинами. Она для них — что-то вроде святыни. Хотя, конечно, все это глупости и суета, но они весьма огорчатся, что оружие не у них, и даже могут попытаться забрать его силой. Однако…

Старик замолк и словно бы ушел в себя и сидел так, наверное, не менее получаса, о чем-то напряженно размышляя.

— Это довольно странно, — наконец сделал он вывод. — Слишком много совпадений, и, возможно, они говорят о том, что Амулет сам призывает тебя к себе. Кто ты, чужеземец? Почему тебе так важно найти Амулет?

— Я думаю, он может открыть мне дорогу домой, — выдохнул Готор. — Открыть дорогу в иной мир.

— А-а-а… — Дедок будто бы даже расслабился. — Так ты один из них? Тех, кто приходит неведомыми путями, повинуясь зову Амулета? Тогда, возможно, он и правда захочет увидеть тебя, но… Во всяком случае, это решать не мне! И никому из людей. Это может решить только сам Амулет. Завтра поутру ты можешь подняться на ту скалу и попытаться пройти через мостик. Если тебе это удастся, то ты войдешь в храм, а если нет, то даже я тут бессилен.

— Я хочу сопровождать Готора, — вдруг произнес молчавший всю беседу Ренки, упрямо набычившись и глядя на старика с вызовом.

— И я, — дрожащим голосом сказала Одивия. — Я тоже должна попробовать…

— Тобою руководит дружба, — заметил старик, пристально посмотрев на Ренки. — И страх потери. А тобою, девица, — скорее упрямство, нежели любовь или какие-нибудь иные чувства. Я не стану запрещать вам попробовать. Но те, кто пытался перейти мостик и не смог, изгоняются из нашей долины! Даже люди, родившиеся тут, не могут остаться, коли храм не принимает их. Если Амулет вас не пустит, вам придется немедленно уйти. Готовы ли вы к этому? Ну, тогда завтра на рассвете вы узнаете свою судьбу!

Как оказалось, до рассвета еще надо было дожить.

Нет, не то чтобы друзьям угрожала какая-то опасность. Но с приходом ночи вместо благословенного забытья сна всеми троими овладело жуткое беспокойство и тревога.

Днем еще было куда ни шло. Заботы по разгрузке каравана и подготовке продуктов к подъему на плато, а затем доставка обратно груза золотой редьки и погрузка на лодки, что также оказалось делом совсем непростым, ибо требовалось соблюсти множество условий, дабы драгоценные корнеплоды не пострадали от сырости и не попортились. Все это занимало довольно много времени и оттягивало на себя внимание до самого вечера, позволяя не думать о предстоящем рано утром испытании. Но вот когда наступила ночь…

Казалось бы, прекрасно умеющий контролировать свои эмоции Готор не смог не то что заснуть, но даже и усидеть на одном месте хотя бы пять минут. Постоянно вскакивал и то отправлялся проверять караулы, то вдруг ему срочно надо было посмотреть свои записи, то написать письма Риишлее, королю, герцогу Моорееко и даже Ваасе Седьмому с подробной инструкцией о том, как правильно регистрировать сделанные на раскопках находки. Потом он прямо посреди ночи заявил, что сегодня слишком душно и ему срочно необходимо пойти искупаться, причем в одиночестве, подхватил свой мушкет и утопал по направлению к реке. Говорил Готор столь решительно, что Ренки не стал навязывать ему свою компанию. Однако когда друг ушел, разбудил Гаарза и велел ему осторожно проследить, чтобы с их приятелем ничего не случилось.

Ему самому тоже сегодня не спалось. Такого с ним не было даже перед самыми серьезными сражениями. А ведь казалось бы: все, что угрожает ему сейчас, — это быть отвергнутым чем-то непонятным и абсолютно, по большому счету, ему ненужным, после чего отправиться назад, вести блестящую жизнь придворного, чиновника-феодала, управляющего собственными землями, или вернуться на суровую, но полную приключений стезю военного. Если припомнить историю и немного посчитать, у него еще вполне есть шанс стать самым молодым генералом в армии Тооредаана.

Опять же в Западной Мооскаа его ждет невеста. Может быть, не самая яркая из известных ему особ женского пола, но вполне милая. До того милая, что Ренки даже немного тревожился при мысли о том, что делать, оставшись с ней наедине, ибо его опыт по большей части ограничивался общением либо с женщинами откровенно продажными, либо с развратными дворцовыми кокетками, а тут… Да, еще ведь есть и Одивия Ваксай!

Ренки как-то задумчиво посмотрел в сторону другого костра и заметил там знакомую фигуру девушки, которая, видимо, тоже не могла заснуть этой ночью. Это заставило его встать и пойти туда, преисполнившись решимости для серьезного разговора.

— Э-э-э… — глубокомысленно начал он, для начала с деловитым видом поковыряв угли костра палкой и подбросив в пламя еще пару полешек. — Одивия, а вам-то зачем понадобилось подниматься на это проклятое плато?

— Не знаю. Наверное, виновато мое плохое воспитание. Вы ведь всегда мне это говорите. — Несмотря на привычно язвительные слова, тон Одивии был скорее задумчив и серьезен. — Как-то так получилось, что, когда я слышу слово «нельзя», мне обязательно хочется сделать это. Вот и сейчас…

— А это не потому, что вы… — Ренки немного замялся, а потом, мысленно махнув рукой, решил высказать все, что было у него и в голове, и на душе. — Мне тут, знаете ли, вовсю намекали, что из нас двоих получилась бы прекрасная пара. Кажется, так считают даже те, кто явно против этого брака, дама Тиира например. Дыма без огня, как известно, не бывает. Вот я и подумал, что…

— Вы решили, что я влюблена в вас и готова бежать за предметом своей страсти в неизвестность, как героиня глупого романа или привязанная к хвосту кошки погремушка? — рассмеялась Одивия. — Успокойтесь, сударь, это не так. Не буду отрицать, что когда-то я питала к вам некие романтичные чувства. Тогда я вас еще слишком плохо знала! — добавила он с привычными язвительными интонациями. Но потом смягчилась и даже положила руку на ладонь Ренки, как бы предлагая ему не обижаться. — Понимаете, когда вы появились в Фааркооне, про вас начали ходить ужасно романтичные слухи. Этакий благородный, но гонимый герой, кознями врагов сброшенный в пропасть бесславия, но сумевший выбраться и восстановить свое доброе имя. — Одивия издевательски произнесла это с пафосом плохого театрального трагика, но затем добавила вполне обычным и даже задушевным голосом: — Да что и говорить, в обществе Фааркоона я сама чувствовала себя этакой белой вороной. Отец с детства внушал мне, что я не такая, как все, что мой род необычайно древний, и потому мое положение куда выше, чем у всех моих сверстниц-подруг и даже ближайших родственников со стороны матери. Он же и убедил меня, что я вправе добиваться всего, что не дозволено другим людям купеческого сословия. Мудро ли он поступал или глупо? Сложно сказать. Быть не такой, как все, печально. Печальней этого, наверное, только быть в точности такой же, как все! В общем, когда я узнала про вас, такого же изгоя, мне показалось, что мы созданы друг для друга… А я тогда, — Одивия усмехнулась, — несмотря на все свое воспитание, все же была простой девчонкой с необычайно романтичным и трепещущим по каждому поводу сердечком. Вот и выдумала себе образ благородного оу Ренки Дарээка. Правду сказать, вы ему почти совсем не соответствовали. Не хмурьтесь так, это к счастью. Поверьте, тот «оу Ренки Дарээка» вам бы совсем не понравился, да и мне надоел бы через неделю общения. Тот оу Ренки Дарээка, который сидит сейчас рядом со мной, нравится мне куда больше, но скорее как друг или даже брат. Такой сильный и решительный защитник, за чью спину можно спрятаться, когда собственная независимость и самоуверенность довели тебя до беды. На котором можно отрабатывать свою язвительность и остроты, и он это стерпит, будучи старше и мудрее… Какая девушка не мечтает о подобном брате? Надеюсь, я вас не огорчила? Мне не кажется, что вы испытываете ко мне какие-то сердечные чувства.