– Привет, – сказала я.

– Тара! – раздался в трубке взволнованный голос Разы. – Я еще раз поговорил с Эндрю. Он точно знает, откуда родом эта девушка, Конфетка. Когда она беседовала с Эндрю, то сказала, что родилась в Ганипуре, а ее мать была проституткой при храме. Тара, это не совпадение. Это Мукта.

Я оцепенела. Пару лет назад мне показали одну проститутку – как же ее звали? Она шепталась с клиентом и смотрела на меня, а глаза у нее были зеленые. Ее имя совершенно вылетело у меня из головы, а лицо почему-то запомнилось, и я часто жалела, что не смогла поговорить с ней. Ее мне показала Сильвия, другая проститутка того борделя.

– Тара, ты слышишь меня? Мои знакомые планируют провести в этом борделе облаву завтра вечером. Ждать мы не хотим. Возможно, нам повезет – Мукту никуда не перевели и она по-прежнему там. Ты слышишь? – Его голос звенел от нетерпения.

– Да! – выдавила я. – Буду ждать встречи с твоим знакомым.

Все это казалось мне нереальным, невероятным. Я больше трех лет искала ее. Так неужели наконец нашла?

Вокзал Ховра был самым оживленным из всех, что я видела в своей жизни. Выйдя из поезда, я словно погрузилась в разогретый котел, где запах пота смешивался с рыбным зловонием. Ромеш уже махал рукой. Друг Разы, он участвовал вместе с нами в одной облаве в Мумбаи. Тогда он разыскивал двенадцатилетнюю девочку-проститутку, перевезенную в этот бордель из Калькутты. Благотворительные организации стараются помогать друг другу: если человека, которого они собираются спасти, перевозят в другой город, просят о помощи местных коллег. И сейчас пришла очередь Ромеша нам помочь.

– Добро пожаловать в Калькутту! В первый раз здесь?

Я кивнула.

– Давай помогу с вещами. Раза сказал, что ты ищешь эту девушку. Мы сегодня встречались с Эндрю, и он рассказал, где именно живет Мукта. Мы постараемся вытащить ее оттуда, но действовать придется быстро.

Он забросил мои вещи в машину и попросил сесть на заднее сиденье.

– Раза сказал, поскольку мы уже нашли девушку, то он постарается приехать побыстрее. Так что он сейчас в самолете, летит в Калькутту.

На улицах было полно народу, совсем как в Бомбее. Вездесущий запах гниющего мусора, оголтело сигналят машины. До Сонагачи, района, как две капли воды похожего на Каматипуру, мы добрались довольно быстро. Стоявшие на улицах женщины старались привлечь внимание мужчин.

Разу мы встретили возле борделя, о котором говорил Эндрю.

– Я пойду внутрь, – сказала я Ромешу.

– Тара, пойми – женщины, подобные Мукте, много лет не знали иной жизни. Ей понадобится время, чтобы привыкнуть к свободе. Возможно, она тебя узнает, а может, и нет. Я просто хочу, чтобы ты помнила об этом.

– Ромеш, ты меня не остановишь. Я хочу зайти туда.

– Ладно. Но сначала надо дождаться сигнала от полицейских. И тогда ты сможешь присоединиться к моим людям. – Он вздохнул и, качая головой, пошел к своей машине.

Мы с Разой тоже ждали в машине. Полицейские уже зашли в бордель и сейчас выводили оттуда мужчин и сажали их в джип.

– А Эндрю точно знает, что Мукта здесь? – спросила я, глядя на ветхое здание.

– Да, он так сказал. По его словам, она не хотела покидать это место, потому что владельцы борделя держат взаперти ее дочь. Обязательно скажи ей, что Аша у тебя. И тогда она точно захочет стать свободной. Когда вы будете вместе… ты… ты вернешься в Америку? Там живется лучше, я знаю.

Я смотрела на него, но он старался не встречаться со мной глазами.

– Раза, – мягко проговорила я, – я не хочу возвращаться в Америку. – Я говорила медленно и вдумчиво. – Я останусь здесь, с тобой. – Я взяла его за руку. Он так и не посмотрел на меня, но крепко сжал мою ладонь.

В окошко стукнули, это был Ромеш.

– Пошли, – скомандовал он, и мы направились к борделю.

– Ты можешь сделать тест ДНК и узнать, точно ли она твоя сестра, – сказал Раза, когда мы шли по темным коридорам.

– Мне все равно.

– Но иначе ты никогда не узнаешь…

– Мне это и не нужно… Когда я прочла папино письмо – последнее его письмо ко мне, – я поняла, что это неважно. Они с дядей Анупамом зациклились на том, чья же она дочь, и забыли, что она в первую очередь была ребенком. И я не хочу совершать той же ошибки. Бывают узы сильнее кровных.

– Так что ты скажешь ей, когда найдешь ее?

– Что она моя сестра. И всегда ею была.

И я знала, что час настал, что это эпицентр, вокруг которого много лет закручивался ураган моей жизни. Я так ждала этой минуты – минуты, когда подойду к Мукте и заберу ее домой.

Октябрь 2007

Началась суматоха – из-за двери доносились шарканье ног и приглушенные голоса. Мужчине, который был у меня в тот момент, не потребовалось ничего объяснять – он и так прекрасно понял, что происходит. Вскочив, он быстро натянул брюки. В тусклом свете лампы я заметила в его глазах стыд. Схватив остальную одежду, он прижал ее к голой груди и, держа в другой руке ботинки, выскочил в коридор.

– Ты чего сидишь? Прячемся! – удивилась одна из девушек, заглянув ко мне в комнату.

Я покачала головой и печально улыбнулась.

Она поняла, что я задумала, и уговаривать меня не стала, а развернулась и скрылась на лестнице. Я встала, плотнее запахнула блузку, одернула юбку и затянула завязки, а потом села в ожидании полицейских. Теперь такие облавы были обычным делом. Каждый раз, врываясь в бордель, полицейские, словно только что узнав о нашем существовании, стараются нас выманить. Но они никого не находят. Мы отлично умеем прятаться в укромных закутках, проникаем в самые незаметные трещины. Время от времени, когда полицейские все-таки кого-то хватают, то загоняют в фургоны и держат одну ночь взаперти, а на следующий день, заставив владельцев борделей раскошелиться, позволяют нам вернуться к работе.

Задержанных проституток выпускают, только если владелец борделя согласен внести за них залог, – по сравнению с выручкой, которую мы им делаем, это совсем немного. Однако залог прибавляется к нашему долгу, поэтому надежнее затаиться и переждать в каком-нибудь тайном убежище. Я неоднократно это проделывала, идя на все, чтобы меня не схватили во время облав.

Но на этот раз я решила дождаться полицию, чтобы узнать что-нибудь о моей дочке. Во мне крепла какая-то удивительная сила. Я устала, и пусть меня изобьют, пусть лишат пищи и воды или даже убьют – мне было все равно. Уже давно я держала язык за зубами, но сейчас мне хотелось знать, где моя Аша. Я привела ее в этот отвратительный мир и должна сделать ради нее хоть самую малость.

Я поднялась и выглянула в окно. Привычная суета снаружи стихла, жизнь замерла. Некоторые лавочники опустили ставни, другие оставили наполовину открытыми и поспешили спрятаться, пока полиция не добралась до них. Слонявшиеся по улице мужчины сбежали, словно боясь еще больше подмочить свою репутацию. Женщины, обычно заманивающие таких мужчин в бордель, уже сидели в полицейском фургоне, с мольбой глядя сквозь решетку наружу и уповая на чью-нибудь помощь.