Я осветил зажигалкой циферблат часов. Десять тридцать пять. Сегодня суббота, на такси до Отэмати я доберусь минут за десять. Пожалуй, у меня еще есть время заглянуть домой переодеться, а то мой простреленный пиджак будет странно смотреться в атмосфере делового квартала.

Войдя в дом, я зажег верхний свет. Ого, да здесь кое-что изменилось. Мой обычный беспорядок превратился в настоящий хаос, а кое-где и в руины. Татами было сорвано, а доски отодраны от пола. Чайный столик, телевизор, стереосистема, телефон — все разбито вдребезги. Разломанные и исцарапанные видеокассеты и пластинки ровным слоем валялись на полу. Жаль, не удастся сейчас посмотреть Одри Хепберн или Ингрид Бергман. Качая головой, я поднялся на второй этаж. Включил свет — все то же самое. Немногочисленная мебель и книжный шкаф Эйко разломаны, книги выворочены, каждый том разодран на страницы. Где-то здесь, должно быть, и сборник писем Ван Гога. Меня захлестнула запоздалая волна злости. Излишнее усердие в такого рода делах — верный признак якудза.

Заглянув в разоренный шифоньер, я раздумал переодеваться, — кажется, тут не осталось ни одной целой вещи. Я вынул люгер из сумки для гольфа и слой за слоем размотал полиэтилен, перехваченный скотчем. К скотчу тут же прилипла какая-то бумажка. Я рассеянно взглянул на нее. Буклет художественного музея Китаути, того самого, где работала Эйко. Некоторое время я тупо смотрел на приставшую к скотчу яркую страницу. Затем снова убрал пистолет в сумку.

Поднявшись, я приоткрыл окно. Юный курьер сидел на подоконнике. Видимо, заметил свет в окне второго этажа. Или наблюдал за мной с того самого момента, как я вошел в дом?

— С возвращением, — с улыбкой сказал он. — Ну как прошло сентиментальное путешествие?

— Ужасно, — ответил я, — настоящая жесть.

— Что ж, иногда встряски бывают даже полезны. Особенно в такой жизни, как твоя.

— Хорошо тебе рассуждать. А что, если твоя жизнь внезапно превращается в одну сплошную встряску?! Харада звонил?

— Один раз. Извинился, что забыл выйти на связь. Ага. Этот парень знает толк в извинениях.

— Похоже на то, — кивнул я. — Кстати, у меня к тебе просьба. Ты, естественно, можешь отказаться. Готов выслушать?

— Какая? Что-то раньше я не замечал за тобой такой деликатности.

— Мне нужна машина напрокат. В Америке я получил международные права, но они просрочены. К тому же у меня нет времени. Можешь взять в круглосуточном прокате машину на свое имя?

У него округлились глаза.

— Ты предлагаешь мне взять напрокат машину для человека, не имеющего водительских прав? Это же не совсем законно.

— Не совсем законно? Ха! Да нет, я прошу тебя пойти на самое настоящее преступление. Какая это статья? Нарушение правил дорожного движения, мошенничество? Хотя какая разница. Другого пути нет. Я готов заплатить в десятикратном размере.

— Хм… Тут есть некоторая сложность, но отнюдь не этического характера. И даже не материального.

— Что за сложность?

— У меня тоже нет водительских прав.

Я ошарашенно посмотрел на него:

— Неужели в наши дни встречаются молодые люди без водительских прав?

— Конечно. В мире хватает придурков, но первенство среди них, безусловно, держат всевозможные административные органы. По-моему, не существует большего унижения, чем получить какую-нибудь бумажку у придурка-чиновника.

— Может, ты и прав. — Я немного подумал и уже с уверенностью добавил: — Да нет, точно прав. Я сморозил глупость. Забудь о моей просьбе.

В этот момент кто-то прошмыгнул у моих ног. «Соседка». Раньше мне не приходилось встречаться с ней на втором этаже. Может, она, так же как и я, пытается отыскать свое жилище среди руин? Приближалось время прилива. Я прикрыл окно, взял пиджак, закинул на плечо сумку. Выйдя на улицу, я услышал голос из окна:

— Опять уходишь? Куда на этот раз?

Я кивнул на сумку:

— Урок ночного гольфа.

Парень медленно покачал головой:

— Думаешь, я поверю в эту чушь?

— Почему же «чушь»?

— Неужто в наш век житейской суеты мир докатился до такой степени морального упадка, что ни искренности, ни грезам не осталось в нем места?

— Не знал, что в наш век еще встречаются такие люди, как ты, — сказал я и, вспомнив, добавил: — Кстати, ты, кажется, не стал докладывать Хараде о Генри Миллере?

— Ты ведь сказал, что мне самому решать, докладывать ему об этом или нет. Забыл?

— Помню. Я, наверно, безнадежно стар, поскольку даже приблизительно не догадываюсь, что собой представляет твой уровень ценностей.

— Молодежные ценности, версия конца века.

Я покачал головой:

— Ну, я пошел. Учти, мы можем не увидеться некоторое время.

Вслед мне донесся голос:

— С машиной я что-нибудь придумаю. Загляни сюда на обратном пути.

Я обернулся:

— Ты что-то задумал?

— Жизненная мудрость, версия конца века.

— Понял, загляну.

Я тряхнул головой и вышел на Сёва-дори. Сверившись с визитной карточкой Харады, продиктовал таксисту адрес. Мы мгновенно добрались до нужного мне здания. На часах было ровно одиннадцать.

Ночная охрана не стала проверять мои вещи. Услышав, что мне нужен офис Тадамити Нисины, охранник направил меня на пятый этаж.

Здание оказалось старым и не слишком пафосным. Остановившись перед дверью с нужной табличкой, я постучал.

— Входи, — раздался крепкий, совсем не старческий голос.

Я оказался в просторном кабинете. У стены напротив входа стоял массивный письменный стол, совершенно пустой, если не считать телефонного аппарата. Перед столом — единственный стул для посетителя, не такой массивный, как у хозяина. Больше в комнате ничего не было. То есть вообще ничего — ни мягкой мебели, ни книжных шкафов. На стенах не было даже картин, которые могли бы рассказать о былом увлечении хозяина кабинета. Обстановка крайне простая, если не сказать аскетичная. Видимо, Нисине для ведения дел не требовалось вести долгие разговоры.

Сам он восседал за письменным столом, уставившись на меня своим холодным, словно начищенная сталь, взглядом.

— Садись. — Он кивком указал на стул.

Вероятно, такой прием ожидает всех посетителей этого кабинета.

Я сел, и он негромко заговорил:

— Слышал, ты хочешь со мной побеседовать. Объясни, в чем дело, только коротко. Самая большая ценность для меня — это время.

— Минуту, пожалуйста. Я должен приготовиться.

— Приготовиться?

Вместо ответа я открыл сумку для гольфа и вытащил люгер. Не трогая затвора, направил ствол в потолок и взглянул на Нисину: