Хорошо, что она быстроотходчивая. Но Брайан — точно не её формат. Или она — не формат Брайана. За те три недели, что тут отлёживаюсь, я успела с ним познакомиться. Если я считала Макса скрытным человеком, то его брат — это радиоактивный уран, захороненный под толстым слоем свинца. Откопаешь — рванёт так, что мало не покажется. Вся его внешняя дерзость, беспечность, а, местами, и пошлость — лишь мишура, которая беспроигрышно действует на местных медсестричек. Он даже не скрывал своих намерений, когда приглашал на днях одну из них оказать ему первую помощь. В процедурном кабинете. Наедине.

Брайан никогда не говорит о себе, не рассказывает о детстве или учёбе, предпочитая слушать меня или выдавать порции историй из юности старшего брата. О том, как он лет с тринадцати мечтал стать военным и упорно шёл к своей цели, тренируясь по несколько часов в день (в то время как его друзья тусовались на вечеринках, наращивая печень, Макс наращивал мышцы), а ещё о том, что в двадцать с небольшим ему пришлось стать не только братом, но и опекуном, взявшим на себя все родительские заботы.

От меня не укрылось, с какой гордостью обо всём этом говорил Брайан…

Представляю Макса подростком, и на лице автоматом появляется безмятежная улыбка. Как я по нему скучаю… По его голосу, по его прикосновениям, по его рукам, в которых мне так хорошо и безопасно. У меня уже пятки горят от желания сорваться к нему. Ну да ладно, немного ждать осталось.

Ещё на днях меня навещал мой крёстный Майкл. Оказалось, что стрельба, которую я устроила, была на руку ФБР. В штабе зацепились за этот повод, чтобы перевести отца в Майами, который на тот момент уже несколько лет был у них под колпаком. Управление рассчитывало на то, что благодаря близости к Мексике криминальная паутина, сплетённая не без участия моего отца, распутается гораздо быстрее. Во-первых, здесь ему не пришлось бы выдумывать многодневные отъезды и командировки, которыми он прикрывался, будучи в Нью-Йорке, а, во-вторых, эта мнимая свобода действий сыграла бы с ним злую шутку: он потерял бы бдительность, и его мексиканский партнёр, на которого уже много лет была устроена охота, попался бы в заготовленные сети. В принципе, так оно и вышло.

Разумеется, всё имущество, которое принадлежало отцу через доверительных собственников, будет конфисковано. Майкл заверил, что похлопочет насчёт офшорных счетов, но я не хочу иметь никакого отношения к этим деньгам. Так и сказала, что перепишу всё на имя любого благотворительного фонда. Всё, что меня волнует сейчас — это будущее без оглядки на прошлое. Надеюсь, со временем все мои воспоминания притупятся, и я заменю их новыми: яркими и красочными. Вместе с одним очень важным человеком, у которого есть просто потрясающая семья.

Когда я очнулась после наркоза, со мной рядом была и Глория. Мы вместе с ней рыдали, прося друг у друга прощения. Хотя за что ей передо мной извиняться? Глупенькая. Я до конца своих дней буду думать о том, что какую-то часть своей жизни жила на деньги с запахом крови и женских слёз.

До конца своих дней.

Вспоминаю эту фразу, брошенную Максом тогда, на пляже. Он планировал до конца своих дней скрывать от меня правду о том, по какой причине оказался в Майами. Он действительно планировал быть со мной до конца? Укладываюсь обратно на подушку и по шелесту бумаги вспоминаю, что Брайан принёс какие-то документы. Кое-как дотягиваюсь до них и с первого взгляда на лист понимаю, что это что-то вроде дневника, потому что он начинается со слов:

«Август, запись 1».

***

Как я ждала этого дня! Даже домой не стала заезжать. Куплю всё необходимое на месте. Попросила девочек привезти мне несколько вещей только потому, что ближайшие пару дней в моих планах нет походов по магазинам.

Как только меня выписали из больницы, я сразу ринулась в аэропорт, чтобы успеть на ближайший рейс до ЭлЭй (Прим. авт. LA — сокращённое название Лос-Анджелеса). Но куда же без закона подлости? Я застряла в огромнейшей пробке, от которой хотелось выть, грызть ногти и придушить водителя, пропускающего вперёд более проворных водителей, вклинивающихся в ряд машин.

Я оказываюсь у стойки регистрации за сорок пять минут до вылета и буквально швыряю свой паспорт в сотрудницу аэропорта с просьбой как можно скорее пропустить меня. Девушка нарочито медленно, одним пальцем начинает вводить моё имя в систему, пока я пыхчу и кряхчу, давая понять, что у меня тут вопрос жизни и смерти. И какой ответ я слышу?

— Пассажира с таким именем нет в наших списках, — и с улыбкой чеширского кота протягивает мне паспорт.

Проверяю документ и хлопаю себя по лбу от своей дурости.

— Ой, простите, пожалуйста! Это не тот паспорт! — И лезу за вторым, настоящим. Это же надо, а? За месяц больничного пребывания совсем забыла про содержимое своей сумки.

Взяв мой второй паспорт, девушка принимает убийственное выражение лица и тянется за телефоном, не отрывая от меня изучающего взгляда.

— Нет, нет, — встаю на цыпочки, выдёргивая трубку из её руки, разгадав её намерения вызвать охрану или того хуже: полицию. — Мисс… — пробегаюсь взглядом по бейджу, — Джефферсон, вы не подумайте ничего плохого. Этот паспорт настоящий, правда-правда! Тот первый — просто розыгрыш друзей.

Эта курица багровеет на глазах и, выпрямившись во весь рост, одним движением руки жмёт на красную кнопку рядом с собой. Только этого ещё не хватало.

— Я опаздываю на рейс, вы понимаете? Вам сложно проверить информацию в системе? Зачем же сразу охрану? — Оглядываюсь вокруг себя в поисках поддержки, но встречаюсь лишь с настороженными взглядами остальных людей, стоящих в очереди позади меня. Сейчас они немного отступили назад, предоставив охране отличный доступ для моего задержания.

Бросаю взгляд на табло вылета, и в этот момент надпись «Регистрация» меняется на «Посадка», а это означает одно: я опоздала. Опускаю плечи, готовая сию секунду разрыдаться. После всех больничных обезболивающих я стала какой-то чересчур чувствительной и восприимчивой. Я так хотела к Максу…

Дрожащими губами прошу курицу Джефферсон вернуть мне паспорт и на всякий случай спрашиваю, когда будет следующий рейс в Лос-Анджелес. Услышав вердикт о том, что мне ждать почти пять часов, слёзы всё-таки вырываются на свободу.

— А если с пересадкой? — предпринимаю ещё одну попытку улететь из Майами.

Девушка немного смягчается при виде моих слёз и даёт отмашку двум охранникам, подоспевшим на её сигнал тревоги.