Религиозные представления айнов, более всего приближающиеся к наиболее архаичным формам фетишизма с элементами анимизма и идололатрии, резко отличались от религиозных представлений японцев. Так, Л. Я. Штернберг писал о религии айнов: «У них самым главным предметом культа являются заструганные палочки («инау». — В.А.), которые они ставят везде: на своем очаге, на дворе, на берегу моря, в лесу и т. д.» Он указывает, что «на Сахалине у племени айну, которые даже свое происхождение ведут от дерева, к необыкновенным деревьям относятся как к божествам и одаривают их жертвоприношениями, находим своеобразные культовые изображения, состоящие почти исключительно из заструганных палочек, и в этих палочках главную роль играют именно завивающиеся стружки». Как же объяснял Л. Я. Штернберг эти «самые главные предметы культа» из анимистического мировоззрения? Оказывается, при помощи объяснения самих же айнских шаманов. Стружки есть языки, а весь «инау», по выражению Штернберга, — некий деревянный «оратор», отправляющийся ходатайствовать за людей перед богами и духами.

Спору ног, что такое толкование есть у айнских шаманов, но это не научное объяснение, это лишь вторичное осмысление древнего культа. Культ инау интересен тем, что за ним не скрывается какой-либо определенный дух; просто считается, что у каждого инау есть «душа». Распутать вопрос об инау, выводя их из веры в духов, не удастся, хотя «инау играют огромную роль в жизни айну». «Вся его обстановка, все его окружающее, вся его деятельность заполнена инау»; «без преувеличения можно сказать, что значительная часть жизни айну уходит на изготовление инау»; «в доме, в ограде дома везде инау, и далее, куда ни повернешься, на горе, на берегу моря, речки, в лесу, на дорогах, перевалах, на кладбищах и т. д. — всюду самых различных форм инау, то хозяину горы, то хозяину солнца, моря, речки, то предку, то киту, выдре, медведю, тюленю и т. д.»; «но еще более многочисленны инау, которые делаются но тому или иному случаю. Например, после каждой удачной охоты… заболел человек, выздоровел, отправился в путешествие, вернулся и т. д. — каждый раз повое инау».

Едва ли можно сомневаться, что перед нами более древние элементы, вплетенные в ткань анимистических верований. Старые фетиши здесь унифицируются, развиваются в некоторое подобие идолов (Штернберг замечает уже некоторую попытку придать человекообразность этим кусочкам дерева). Вероятно, они раньше представляли собой искусственно воссозданное дерево, ветки дерева. Как бы то ни было, не учитывать представления о «чувственно-сверхчувственных» вещах на примере инау невозможно, без анализа таких элементов разобраться в этом культе нельзя.

Можно отметить также, что фетиши при развитых анимистических представлениях могут толковаться не только как изображение и вместилище духов, божеств, по и как жертва, приношение духу такого предмета, в котором этот дух заинтересован.

Примерно с начала VII тысячелетия до Р.Х. на Японские острова начинают прибывать другие этнические группы. Вначале туда прибыли мигрировавшие с юга, через Рюкюские острова, переселенцы из Юго-Восточной Азии и Южного Китая. Мигранты из Юго-Восточной Азии (вероятнее всего, с островов Индонезии и Филиппин) говорили в основном на языках австронезийской группы. Они расселялись преимущественно на южных островах Японского архипелага, принеся с собой земледелие, а именно рисоводство. Поскольку рис — очень продуктивная культура, он позволяет жить достаточно большому числу возделывающих его людей на весьма небольшой территории. Многие исследователи считают, что упоминавшаяся выше культура Дземон была основана не айнами, а этими более поздними австронезийскими переселенцами (которым эти ученые в родстве с айнами отказывают).

Примерно с III века после Р.Х. в Японии сложилась другая земледельческая культура, называемая культурой Яёй. Носители культуры Яёй, несколько групп родственных племен, принадлежавших к северомонголоидной расе, переселялись в Японию через Корею в течение шести столетий — с III века до Р.Х. по III век после Р. Х. Родственные племена заключали между собой военные союзы и поделили всю территорию страны. Между этими племенными союзами велись непрерывные войны из-за земельных угодий. Не следует забывать, что почти вся территория Японии занята горами, и лишь 20 процентов се пригодны для земледелия. Три основных плодородных района — долины Канто, Поби и Кипаи — расположены на главном японском острове Хонсю. Борьба за эти земли во многом определила историю Японии — как раннюю, так и средневековую.

Некоторый свет на историю Японии II–III веков проливают сведения, содержащиеся в хрониках китайской династии Вэй (220–265). Часть этих хроник посвящена описанию жизни «восточных варваров из страны Вэ» (так вэйцы называли тогда японцев). Согласно этим хроникам, империя Вэй находилась в дружественных отношениях со страной Яматай — патриархальным государством под управлением могущественной и загадочной царицы Химико, находившейся у власти со 190 по 247 год. Она была посвящена в тайны магического искусства «кидо» («путь демонов») и знала толк в волшебстве. Химико была не только волшебницей, но и верховной жрицей, и потому вела жизнь затворницы. От имени Химико страной правил ее младший брат. Согласно вэйским хроникам, правители Яматаи подчинили себе тридцать более мелких княжеств и вели жестокую войну с другим японским государством — Куну, расположенном на острове Кюсю (в районе нынешней провинции Сацума).

Постепенно число земледельцев возросло. Они начали оказывать все большее воздействие на окружающую природную среду и таким образом угрожать природному равновесию, столь важному для нормального существования культуры неолитических айнов. Началось переселение айнов с Японских островов на Сахалин, Курильские острова и на Азиатский материк — в низовья Амура и Приморье. Затем, в конце эпохи Дзёмон — начале эпохи Яёй, на Японские острова прибыло, через территорию позднейшей Кореи, несколько этнических групп из Центральной Азии. Эти новые пришельцы — охотники и скотоводы, говорившие на алтайских языках — и дали начало корейскому и японскому этносам. Согласно японскому антропологу Ока Macao, самый мощный клан алтайских мигрантов, осевших на Японских островах, послужил основой «роду Тэнно».

Многие ученые считают, что в III веке в Японию вторглись воинственные кочевники, родственные предкам нынешних маньчжуров или монголов. Пройдя через всю территорию современной Маньчжурии, они захватили Корею, а затем завоевали и Японию. Их войско состояло из закованных в броню (длинные панцирные кафтаны) конных воинов. Они подчинили себе местные племена и утвердились сначала на Кюсю, а затем и на Хонсю, где на рубеже III–IV веков основали страну Ямато. Именно с завоеванием этими воинственными всадниками Японии связывается появление там лошадей центральноазиатской породы. Такие лошадки — низкорослые, мохнатые, неказистые, но зато очень выносливые и быстрые — служили всем степным кочевникам, вплоть до татаро-монголов Чингисхана. Так что самураи, появившиеся на исторической арене именно как лихие конные стрелки из лука, возможно, являются прямыми потомками этих завоевателей.

Верна ли эта гипотеза или нет, но к IV веку правители японской державы Ямато (вопроса ее идентичности гипотетическому древнеайнскому государству «Яматай» мы далее касаться не будем) подчинили себе большую часть Японии. Независимость сохранили лишь северные провинции на острове Хонсю.