Сумка с гранатами провалилась под воду, к основанию завала. Визжащий демон протянул к ней руку, но его растопыренная пятерня мигом растворилась. Из обрубка хлынула черная кровь.

В следующий момент запал взорвался, гранаты сдетонировали, триста граммов взрывчатого вещества ударили по камням и подняли в воздух середину завала. Река почувствовала слабину и устремила воды в образовавшуюся брешь. Старое пересохшее русло быстро заполнилось. Параллельное русло, по которому река протекала раньше, стало быстро уменьшаться.

Взрывная волна подбросила Калинина. Он чувствовал, что падает в реку, но вместе с этим его переполняла радость, что он всё-таки выполнил приказ…

Вспышки — это чередование света и тьмы. Ничего другого. Черно-белая полосатая лента. Свет и тьма существуют всегда. Без одного не бывает другого.

Калинина несло в темноте сквозь вспышки. Он не понимал, куда его несет, но быстрое чередование мрака и света ослепляло. Однако в глубине души он был неизмеримо счастлив.

Солнце проникало в глаза сквозь опущенные веки, и Алексею пришлось их открыть.

Он увидел вокруг зеленый лес, под ногами — белый снег. Алексей застонал. Неужели он опять в этом чертовом лесу?

Нет, что-то не так.

— Всё, что не так, уже хорошо, — сказал он и поднял голову.

Сверху сияло ослепительное солнце и, казалось, заполняло собою все небо. Он улыбнулся. Солнце, только солнце. Никакой черной луны рядом, а лишь бесконечная лазурь. Видеть солнце на чистом небе было так приятно, как встретить после долгого перерыва старого друга.

Взгляд его упал ниже, на вершины зеленого леса.

Калинин засмеялся от радости. Лес состоял не из огромных хвойных великанов, а из молоденьких невысоких елочек. Да и под ногами лежали не сугробы, а мелкая пороша.

— Алексей, — послышался рядом удивленный оклик. — Ротный!

Он повернулся и увидел старшину.

— Семен! — закричал Калинин. — Ты живой?

Они кинулись в объятия друг друга.

— Как же это случилось? — спрашивал Калинин. — Ведь ты же упал в реку…

Он осекся:

— Хотя и я тоже.

— Смотри! — произнес Семен, показывая правую руку. Алексей ухватился за нее, не веря, что на ней целы все пять пальцев.

— Как?..

— Ты разобрал завал? — спросил Семен.

Алексей не ответил, пристально глядя другу в глаза. Старшина обхватил ладонь лейтенанта и сильно сдавил ее:

— Я верил в тебя, ротный!

Воздух наполнился нарастающим рокотом. Калинин по привычке глянул на снег под ногами, но причина была не в нем. Закрывавшие обзор ели внезапно обрушились и полетели вниз под гусеницами танков. Армада машин на огромной скорости неслась по сугробам прямо на двух солдат.

Калинин со старшиной на минуту замерли в замешательстве, стоя в проносящемся потоке машин, а затем закричали от радости. Старшина сорвал с себя ушанку и запустил ее в небо.

На бортах танков, летящих по сугробам, темнели звезды.

— Это наши танки!!! — безумно закричал старшина.

«Наши!» — радостно подумал Алексей. Танки пронеслись, и вслед за ними раздалось дружное многоголосое «ура!».

— УРА!! — подхватили Семен и Алексей…

Блиндаж напоминал тот, в котором Калинин был назначен ротным. Но комбатом оказался совершенно другой человек. Лысый и усатый офицер с интеллигентной манерой речи, чем-то напоминающий Зайнулова.

Когда Калинин со старшиной вошли в тесное помещение блиндажа, комбат встал и поздоровался с каждым за руку.

— Рад, Алексей Витальевич, снова видеть вас, — произнес он. — И вас, Семен Владимирович!

Семен вопросительно поглядел на лейтенанта.

Они приблизились к дубовому столу, на котором была развернута карта. Взглянув на нее, Калинин почувствовал слабость в ногах. Уставившийся на карту Семен не смог оторвать взгляд, а только крепко ухватился за край стола — так крепко, что скрипнули доски столешницы.

— Это свежая карта? — спросил Алексей.

— Недельной давности. От десятого января.

— И линия фронта на ней обозначена правильно?

— Абсолютно.

Калинин коснулся вощеного листа, словно проверяя, существует ли он на самом деле. В углу стояла дата: 10 января 1942 года.

— Я согласен с вами, — произнес комбат. — Карта производит впечатление. Мы наступаем! Мы наступаем впервые за шесть месяцев войны. Части Западного фронта под командованием генерала армии Георгия Константиновича Жукова бьют фашистов, всё дальше и дальше отгоняя их от Москвы! Немец бежит, бросая технику и неся потери людей. Это еще не конец войны, но это первый шаг к разгрому вражеских орд…

Алексей слушал комбата, а сам глядел на карту, на которой Москва располагалась не к западу от линии фронта, как он привык, а к востоку. К ВОСТОКУ!!!

— Я понимаю вас, — продолжал комбат. — Враг стоял близко к сердцу нашей родины. Еще бы чуть-чуть и… Но общими усилиями мы не допустили его в столицу. Бойцы Красной Армии стояли насмерть, жители Москвы сделали невозможное для укрепления рубежей, а генерал армии Жуков не позволил танкам Гудериана прорваться на Можайском направлении…

Алексей постепенно осмысливал полученную только что информацию. Всё происходившее с ним до сих пор постепенно складывалось в цельную картину.

— Ваш взвод прекрасно справился с заданием по обороне моста на реке Долгопрудная, — сказал усатый комбат. — Учитывая вашу доблесть и заслуги, мы решили назначить вас, Алексей Витальевич, на должность командира роты.

Калинин поднялся. Его тошнило.

— У меня нет для этого боевого опыта, — произнес он.

— У вас отличные данные, — произнес полковник. — Семен Владимирович может подтвердить.

— Это правда, — сказал старшина, глядя на лейтенанта. — Таких, как он, я еще не встречал.

— Принимайте роту, товарищ лейтенант.

Алексей и Семен вышли из закопченного помещения блиндажа на свежий воздух. Он казался пьянящим, Алексей обессиленно прислонился к стенке окопа.

— Никто никогда не узнает, — произнес старшина.

— Это слишком невероятно, чтобы быть правдой, — произнес Алексей.

— Что ты сказал? — вдруг настороженно спросил Семен.

— Это слишком невероятно…

Старшина судорожно стал ощупывать карманы, что-то ища. Алексей внимательно следил за ним.

— Где же? — нетерпеливо повторял Семен, шаря в карманах гимнастерки и штанов. — Я не могу найти!

— Что ты ищешь? — спросил Алексей.

— Письмо!

— Высоцкий! — воскликнул кто-то. Семен поднял голову. — Высоцкий!