— Какая она мне невеста?! — вдруг заорал Сенька. — Сука она, курва! Ничего, ничего! Отольются мышке кошкины слезки… тьфу!.. Не так!

— Гляди ты, ожил, — заметил Выспрепар. — И с чего ты, кавалер, так ее вдруг невзлюбил? Чем не угодила?

— Сука, — повторил Сенька. — Как амуриться — так я хорош, а под венец — с дворянином! А мне — сто рублей отступного и пинком под гузно! А я ее, курву, три года без устали тешил и ярил!

— С того и запил? — уточнил Световид. — С того и все сто рублей на девок протратил?

— Эх… — ответил Сенька и махнул рукой.

— Все совпало, — сказал Световид, повернувшись к Федьке. — По тому адресу, что ты раздобыла, я человека посылал, и он мне доложил, что Огурцова вздумала знатной барыней стать. К ней посватался отставной пехотный майор, весь в долгах, но роду почтенного. Она и решила для будущих деток дворянство приобресть. Разумная особа, что и говорить. Что, братцы сильфы, будем сейчас терзать несчастного или дадим проспаться?

— Покажем ему нашего страдальца и отправим сразу в кровать, — посоветовал Выспрепар. — Не то он нам спьяну такого наврет — не расхлебаем.

— Ну, хорошо, Потап Ильич, помоги ему, — велел Световид и первый вышел из гостиной.

— Сударыня, — наигалантнейше сказал Федьке Дальновид, пропуская перед собой. Затем он придержал дверь, пока Потап протаскивал Сеньку.

Вся компания собралась в комнате, где лежал раненый. Он уже приходил в сознание, но ненадолго. Сейчас как будто спал. Григорий Фомич принес двусвечник. Выспрепар осветил бледное лицо раненого, а Дальновид спросил:

— Ну что, узнаешь?

— Как не узнать, это ж Егорка Волчок…

— Слава те, Господи! — с чувством произнес Выспрепар. — Теперь хоть понятно, кого вы с Потапом притащили.

— И кто таков Егорка Волчок? — полюбопытствовал Световид.

— Да кто… наш человек, из фигурантов…

— Нет у нас такого! — вмешалась Федька.

— Был… — тут вдруг на Сеньку снизошло просветление, а может, спермацетовые свечи способствовали узнаванию: — Бянкина, ты, что ли?

— Главное — что признал, — сказал Световид. — Вот ниточка, ведущая к убийству, и не дай бог, чтобы порвалась. Теперь, сильфы, мы переходим на военное положение. Волчка охранять. Этого чувствительного любовника не выпускать. Сдается, завтра мы узнаем, кто приказал убить Глафиру Степанову, и как это удалось сделать. Кстати — Григорий Фомич, Румянцев не давал о себе знать?

— Нет, сударь.

— Не нравится мне это, — заметил Дальновид. — Не могла его прелестница до утра у себя оставить, даже если бы пожелала.

Федька открыла было рот — спросить: кто?!

Это не могла быть Анюта — той хватало сейчас забот из-за откупщика, и рисковать она бы ни за какие коврижки не стала. Это не могла быть Марфинька Васильева — девушка из богатого дома никогда одна не остается, а подкупать девок она в шестнадцать лет вряд ли выучилась. Так кто же?

— Ясно же, кто приказал — братья Ухтомские, вот и Мироброд в письме про то написал, — напомнил Выспрепар.

— Ухтомские ли? — спросил шустрый Дальновид. — Слишком явно тянется дорожка к этим господам. Проверять надобно, братцы сильфы, каждое слово проверять! И даже коли Ухтомские — не может быть, чтобы гвардейцы, офицеры, сами до того додумались!

— Уведи этого пьяного селадона, Григорий Фомич, он стоя спит, — сказал Световид, словно бы не слыша товарищей. — Ну, Фадетта, каково?

— Отлично, Световид, — упрямо вздернув подбородок, отвечала Федька. Она не имела права показать, что обеспокоена еще одной женщиной, вклинившейся между ней и Румянцевым.

— Отлично, — согласился он.

Лиза следила за развитием событий и тихо радовалась. Девки исправно доносили о занятиях супруга. И о том, что явился с докладом Матвеич, тоже сообщили. Лиза знала, что Матвеичу велено купить зелье, вроде знаменитой «аквы тофаны», которое отправляет людей на тот свет. Ей очень хотелось знать подробности, и потому она воспользовалась чуланчиком, примыкавшим к кабинету, где загодя, несколько лет назад, была проделана в стене дырка. Чуланчик она посещала редко, обычно все необходимое муж сам выбалтывал. После того, как неизвестные благодетели спасли убийцу Глафиры Степановой, за мужем нужен глаз да глаз: ну как сделает опасную глупость? Да и за Матвеичем также.

— Передано вместе с задатком, — говорил незримый Матвеич. — Баба там жадная, да ей и Полкашка много чего наобещал, а он, хоть страшнее, чем смертный грех, малый речистый. Одно плохо — зелье-то Волчок добывал, а где он, что с ним, — неведомо. Так-то, добрый барин. Хорошо, коли он уже преставился и все, что знает, с собой на тот свет поволок. А прочее — как задумывали.

— Зелье надежное? — спросил супруг.

— Когда ж я что ненадежное делал? Обижать изволите. Зелье проверенное.

— Кем, как?

— Про то у Волчка надо бы спрашивать. Сказывал — самолично проверил, едкое и злое. Тот, на ком испытывали, близок к смерти. Смерть, правда, тяжкая, что уж говорить. Но он — мужичина крепкий. А субтильное создание недолго промучится. Не извольте беспокоиться.

Лизе не было нужды подглядывать, она и так представляла себе эту картину: супруг сидит в кресле, напротив стоит Матвеич с видом нарочито почтительным. Он, как и жена, умел внушить супругу умные мысли так, что тот вскоре начинал считать их своими. Вот только забавно, что сотрудничать с ловким Матвеичем приходится таким странным образом, через посредника. Он, очевидно, все еще считает ее красивой и не слишком умной барыней. А она ему цену знает. С первой встречи отметила: глаза у этого плешивого проныры умные. Если бы не он — не было бы у Лисицына особняка, драгоценностей, Желанного с Любезным. Не стать ему выгодным женихом. Не сказала бы тетушка Авдотья: «Не пробросайся, Лизка! Голодранца всегда найти успеешь, а этот — жениться хочет!» И уже не понять — клясть Матвеича за его проделки, благословлять ли…

Живя с немилым, поневоле примешься мечтать о взлете, о победах в высшем свете, о придворных балах и карточной игре за столом самой государыни. Иного-то уже не остается.

— Что камердинер? — спросил супруг.

— В надежном месте, и туда к нему будет доставлен нужный человечек, опросить и записать показания. И тут же им будет дан ход, коли вы, барин, не поскупитесь.

— Много ли просит?

— Для начала хватит ста рублей.

Лиза мысленно простилась с изумрудным глазетом, который присмотрела во французской лавке. Для будущих побед ей непременно требовалось ярко-зеленого цвета платье, которое видно издалека. И вот оно ускользало — но ненадолго.

— Надобно поторопиться, — сказал супруг, выдавая Матвеичу деньги. — Черт его разберет, где Волчок, так что, пока не сыскался… ничего не разнюхали?..