— Затем, уважаемый Изма, что не смогли удержаться от попытки захватить и уничтожить куда более страшного, чем Риомм, врага. Могучего и ужасающего.

— Кого? — хором спросили мы все.

Затворник умел нагнетать как никто другой. Он выдержал паузу, а потом припечатал:

— Воплощенную Тень, могучего Истока, единственного и неповторимого Риши нашего Динальта!

От услышанного у меня в голове зазвенело и я поморщился, пока все остальные (ну, кроме Аргуса), нелепо пораскрывали рты и переспросили:

— Чего?! Что это еще за новости такие?!

Затворник ухмыльнулся, глядя лишь на меня:

— Ваши совместные выкрутасы на меройской площади попали на запись и теперь блуждают по Инфосети с просто-таки божественными комментариями. Я читал. Временами хотелось улиться слезами. От хохота. — Он выдержал паузу, попытавшись состроить серьезное лицо. Вышло неубедительно. — Никто, конечно же, в точности не может сказать, что там произошло, но вот действия нашего Темного Истока и троицы серых стражей на многих нагнали страху. Кое-кто уже объявил тебя величайшим бедствием со времен войны с лейрами. Паника набирает обороты и, кажется, нет больше цивилизованной планеты, где бы твои имя теперь не знали, Риши. Но самое смешное, что теперь оно считается подлинным синонимом смерти. Вы обрели бешенную популярность, моя Тень.

— Откуда могла взяться запись? — спросил Изма.

— Видно с крейсера подглядывали, — хихикнул Затворник. — Не даром же они не вмешивались.

Бессильно откинувшись на спинку стула, я опустил веки и прикрыл лицо ладонью. Слова Затворника, как обычно высказанные беззаботным тоном, доставляли крайне неприятные ощущения. Словно, слова тех людей, что обвиняли меня во всех грехах, какие только можно придумать, оказались правдой; словно, я и впрямь виноват в тех многочисленных смертях, что оставила после себя Черная эскадра.

Но что, если так и есть?

Что, если бы меня не существовало вовсе и ничего подобного бы не произошло? Куатам не за кем было бы охотиться, а Диане не пришлось бы сжигать Семерку и станцию коддас. Даже Мекет погиб лишь потому, что я оказался недостаточно хорошим братом!

Внезапно вина за все содеянное, до этого упрямо остававшаяся где-то на задворках сознания, каким-то образом умудрилась отыскать лаз к сердцу и полностью поглотила его, сделав уязвимым для страха. И непросто страха. Ужаса от того, сколько народу во всю эту чушь безоглядно поверят.

Я опустил ладонь и посмотрел в лица собравшихся. Многие при этом посчитали за лучшее отвести взгляд. Но не Аргус. И не Затворник. Эти двое просто ждали моей реакции. А я молчал. Потому что мне нечего было сказать. И нечем оправдаться.

— Не стоит принимать сплетни так близко к сердцу, мастер Риши, — вдруг высказался Изма и даже осмелился ободряюще похлопать меня по плечу.

В ответ я все так же молча кивнул ему. В обще-то, можно было даже выдавить пару слов, но тут Венья принесла заказанные блюда.

Тарелки, наполненные дымящейся рыбной похлебкой, зазвенели по столешнице. Запах еды моментально распространился над столом, а я даже смотреть в ту сторону больше не хотел. Аппетит безвозвратно пропал. Как и желание любезничать с кем бы то ни было.

Отведя взгляд от вновь улыбнувшейся мне Веньи, я попытался подняться и выйти, но тут вдруг обнаружил тяжелую руку Аргуса, ухватившую меня за запястье и вынуждавшую оставаться на месте.

— Я хочу выйти, — не глядя ни на кого пробубнил я. Венья удалилась, явно расстроенная моим странным поведением.

— Сперва поешь, — сказал Аргус.

— Не голоден больше.

Рука стража сжалась крепче, почти причиняя боль:

— Ешь. И не спорь. Мы со всем разберемся — А потом прибавил чуть мягче: — Пожалуйста.

Я сдался, согласно кивнул и нехотя взялся за ложку. Только тогда мою руку выпустили из тисков.

Следующие несколько минут прошли в полнейшем молчании. Разумеется, не считая выкриков и гогота, доносившегося со стороны соседних столиков, и раздающегося время от времени звона ложек о тарелки — это мы с Гией поглощали похлебку, к слову, действительно оказавшуюся очень и очень вкусной.

Мрачную, гнетущую тишину, повисшую над нашим столом, казалось, можно было пощупать пальцами — ткни и с грохотом лопнет. Только спустя еще какое-то время Затворник все-таки рискнул прервать затянувшееся молчание.

Он откашлялся и негромко проговорил:

— Мне, должно быть, следовало лучше подбирать слова. Прости меня, Риши.

Мне это далось нелегко, но я все-таки поднял на него глаза и пожал плечами:

— Какая разница? Словами меня не испугать. Пугает ситуация. Я просто не ожидал, что все так обернется. Я никогда никому не хотел зла, но все же делал его, пускай иногда и неосознанно.

— Какая разница? — усмехнулась Гия. — Надеюсь, это не девиз?

— Не ты спалил Семерку и не ты разрушил станцию, — заметил Аргус, как и я проигнорировав ее слова. — Тебе не в чем себя винить. Ты всего лишь жертва обстоятельств.

Не в силах больше подавлять рвущиеся наружу эмоции, я резко отбросил ложку на стол и гневно заговорил, с трудом сдерживая голос:

— А я ненавижу быть жертвой! Всю жизнь только и делал, что прикидывался паинькой. Что, если я скажу, что мне нравится убивать своих врагов? Что, если я не жалею о том, что сделал?

— Ничего, — как ни в чем не бывало ответил Аргус. — Или ты забыл, кто перед тобой? Или ты считаешь, что среди нас есть хоть один, у кого нет своих скелетов в шкафу?

Я сверкнул глазами в его сторону:

— Ты, Ди, у нас разговор особый!

Он тут же преломил бровь, изобразив надменное любопытство:

— Вот как? И почему же?

Судя по лицам остальных, мой ответ был интересен всем.

Я выдохнул и уставился в тарелку. Я понятия не имел, почему так хотел его выделить. Но уж точно не собирался в чем-либо обвинять. Но зато я не знал, как он отреагирует на мои следующие слова, и потому произносил их с крайней осторожностью:

— Потому что рядом с тобой я всегда чувствую себя правильно.

Аргус помолчал, то ли осмысливая сказанное, то ли подбирая слова пообидней. В итоге он произнес:

— Так и должно. — И все. Словно больше и нечего было сказать.

В том, чтобы снова приняться за еду было что-то механическое. Когда я разделался с похлебкой, то сообразил, что на самом деле так и не прочувствовал ее вкуса. Разумеется, ни о какой добавки речи идти не могло, и как только Венья появилась вновь, чтобы убрать со стола, я попросил ее принести кружку эля, того, что пили Затворник с компанией. Пускай долгое самоедство и не в моем характере, я все же не упустил возможности притупить эмоциональную боль искусственно с помощью местного алкоголя.