– Ну-ну, рассказывай. Может я и дура, но не на столько, чтоб в твои посулы верить. Нет, Евлампий, он надежный, не чета тебе, разбойнику.

Ваньке сразу сделалось не по себе. И совсем не от того, что полюбовница обозвала его разбойником. Для московитки разбойник иль казак – все едино. А вот имя Евлампий вызвало у него далеко не лучшие воспоминания. «Да нет, не может быть. Мало ли в стрелецком войске сотников по имени Евлампий», – подумал он.

Учуяв возникшее меж ними отчуждение, Маша тут же развеяла его, причем довольно причудливым образом.

– Не надо никого убивать. Лучше я ему в отместку казачонка рожу. Вон ты сколько семени в меня понапустил, а я бабенка не старая, вполне могу и третьего сынка на свет произвести.

Ощутив от этих слов новый прилив желания, Ванька вновь стал целовать ее вызывающе набухшие соски.

– Давай еще для верности добавлю.

– Давай, чего теперь-то дозволения спрашивать. Глядишь, и впрямь о нашей встрече в память сыночек мне останется. Только тихо, Сергуньку не разбуди.

– Боишься, мужу про меня расскажет?

– Дурак, разве можно детям на распутство матери смотреть. А ябедничать он не станет. Это старший, Алексей, в отца пошел, но Сережа, младший, весь в меня.

Отыскав своим охочим до любви сладким местом твердокаменную Ванькину плоть, Маша, тихо постанывая, стала нежно вбирать ее в себя, но вдруг остановилась.

– А женщин, милый, даже не пытайся понять, не то совсем с ума свихнешься, ты и так уже немного не в себе.

– Вот те раз, с чего это меня в блаженные определила? – шутливо вопросил Иван.

– Ну кто ж в рассудке здравом за баб чужих полезет на рожон. Даже среди вас, казаков, только двое таких нашлось – ты да тот чернявенький парнишка. Его как звать?

– Максимка Бешененок.

– А я что говорю. Бешененком люди зря не назовут.

7

Ванька тоже оказался отменным целителем, так ублажил нежданно обретенную подруженьку, что та забыла обо всем – о грозном муже, ордынском плене да других бабьих горестях и вскоре безмятежно заснула.

Проснувшись до рассвета, Мария сразу устыдилась своего грехопадения. Она уже было вознамерилась перебраться на постель – не дай бог, сынок увидит, как его мамка с чужим дядькой милуется, но, заметив, что ее спаситель-полюбовник лежит с открытыми глазами, прижалась к атаману и заботливо спросила:

– Так и не спишь всю ночь, о шляхтянке своей думаешь?

– А ты-то про нее откуда знаешь? – удивился Иван.

– Так дружок твой Митька сказывал, али позабыл?

Княжич в самом деле не любил делиться самым сокровенным с чужими людьми, а родных после смерти Герасима и ухода побратима к Ермаку с ним рядом не было. Поэтому за весь прошедший год он ни с кем не говорил о Елене. Но сейчас, после ночи, проведенной с Машей, удалой казак почуял – эта, старшая его почти на десять лет, замужняя и детная бабенка стала если и не родной ему, то очень близкой. А потому, когда Мария попросила:

– Расскажи мне о своей полячке, – он не удержался и поначалу только пояснил:

– Не полячка она вовсе, а литвинка.

– А почему расстались? Не понравилось ей здесь, обратно к себе в Литву уехала.

– Да нет, Еленка нравом тебе под стать, еще хуже учудила, замуж вышла.

– И на кого же, атаман, тебя шляхтянка променяла? Наверно, на купчишку, вроде давешнего, иль какогонибудь молодца из детей боярских.

– Бери выше, на князя родовитого, – печально усмехнулся Ванька.

– Он что, шибко богат?

– Да нет, князь Дмитрий гол, как сокол, к тому ж немолод и от раны немощен.

– На кой ляд тогда она его в мужья взяла? – искренне удивилась стрельчиха. – Нынче быть княгиней дело хлопотное. Чуть что не так, и угодишь в застенок следом за своим благоверным. Я, в Москве живя, не раз такое видела.

– Не знаю, может быть, из жалости. Сама ж сказала, скорей умом рехнешься, чем вас, баб, поймешь.

– Ну а ты чего? Вон, Евлашку моего порешить собрался, а княжескую кровь забоялся пролить?

– Тут не в страхе дело, – с грустью пояснил Иван. – Друг он мне. Вместе со шляхтой воевали и вообще, хороший человек.

– А хороших, что ль, нельзя убивать? – насмешливо полюбопытствовала Маша.

– Нельзя, – уверенно и строго заверил Княжич. – Их и так уже почти не осталось.

– Да ты и впрямь чудак. Разбойный атаман, а рассуждаешь, словно думный боярин.

Увидев на лице Ивана изумление, Мария подумала, что обидела его, а потому спросила:

– Никак, сердишься? Так это зря, грех на правду обижаться.

– Да нет, просто вспомнил, как Елена мне однажды то же самое сказала.

– Так ее Еленой звать, красивое имя.

– У нее не только имя красивое, – вновь печально улыбнулся Княжич.

– Надо полагать, коль такого сокола окрутила, – тихо прошептала Маша, прижимаясь к Ваньке. Немного помолчав, она вдруг рассудительно заговорила: – Вы давно не виделись?

– Да уже больше года.

– Ну, за год много утекло воды. Выйти замуж за несчастного из сострадания, конечно, можно, но вот жить с таким довольно быстро опостылеет. Ты бы, прежде чем в Сибирь за смертью ехать, повидался с ней. Глядишь, еще помиритесь, а не помиритесь, так хоть проститесь.

– Я уже про это думал. Непременно по дороге к ним в имение загляну.

– Правильно решил, – кивнула Маша, затем, блудливо подмигнув, предостерегла: – Про меня ей только не рассказывай. По всему видать, твоя княгиня бабенка умная, простит, но лучше ее не огорчать, – поцеловав Ивана в губы, она вскочила с ковра. – Прощай, а то, не приведи господь, твои казаки нагрянут, я ж тогда сгорю со стыда, – и запрыгнула в постель, где сладко спал ее сынок Сергунька.

8

Разгуляй явился ближе к полудню. Переступив порог Иванова жилища, Митяй увидел довольно странную, почти семейную картину – полонянка в одной сорочке хлопотала возле печки, а Княжич с ее мальцом точили клинки.

По умиротворенному выражению Ванькина лица и смущенно-томному взгляду Маши хорунжий понял, что они зря время не теряли. «Может, женить его на ней? Глядишь, и позабудет о своей шляхтянке, не то совсем дошел, одни глаза да нос остались», – подумал Митька.

– Проходи, что стоишь возле порога, как бедный родственник? – поприветствовал друга атаман. – Как там наш купец?

– С похмелья мается, девки его в баню повели. Вроде бы степенный человек, а с Бешененком связался. Максимка, он ведь, как Захар покойничек, в пьянке удержу не знает, – улыбнулся Разгуляй.

– С казаками говорил?

– А как же. Наши все согласны Кольцо на выручку идти, да и многие другие просятся. Можешь обрадовать купца.